30 ноября 1946 г. газета ЦК КПК "Цзефан жибао" вышла с необычной первой полосой. Читатель не нашел здесь ни привычной передовой статьи, ни краткой хроники текущих событий. Место традиционных рубрик заняли поздравительные послания руководителей партии, административных органов, вооруженных сил и общественных организаций в адрес главнокомандующего Народно-освободительной армией Китая Чжу Дэ по случаю его 60-летия. Справа вверху красовались пять больших каллиграфически начертанных иероглифов, буквально означавших "Слава народа", за подписью Мао Цзэдуна. Оценка лидером китайских коммунистов основателя вооруженных сил КПК осталась в памяти партийцев, командиров и бойцов НОАК. И все последующие юбилеи Чжу Дэ неизменным рефреном сопровождала эта высокая хвала. В приуроченной к 95-летию "великого народного маршала" статье его боевого соратника Сяо Хуа можно найти еще одно откровение Мао Цзэдуна: "Чжу Дэ и Мао Цзэдун связаны вместе, без Чжу Дэ не было бы Мао Цзэдуна". Столь высоких оценок от Мао не удостаивался ни один из его товарищей по партии.

Сын крестьянина-арендатора из далекой провинции Сычуань Чжу Дэ получил, благодаря помощи родственников, довольно неплохое для своего положения образование, в возрасте двадцати лет стал учителем в уездной школе и зарабатывал себе на жизнь. Его педагогическая карьера, однако, оказалась непродолжительной - слишком уж затхлой и косной была атмосфера, царившая в старой китайской школе. Много заманчивее и престижнее в те предсиньхайские годы представлялась офицерская служба. Как свидетельствует автор первой биографии Чжу Дэ американская журналистка А. Смедли, не последнюю роль в перемене жизненного пути Чжу Дэ сыграла и обстановка в стране, характеризующаяся мощным подъемом патриотических настроений и политической активности всех слоев китайского общества, в первую очередь военнослужащих "новой армии".

Военное училище в г.Юньнаньфу (ныне г. Куньмин) в провинции Юньнань, куда в 1909 г. поступил Чжу Дэ, являлось одним из передовых военно-учебных заведений страны и основной конспиративной базой суньятсеновской партии "Объединенный союз" Тунмэнхуэя в Юго-Западном Китае. В училище и в 19-й пехотной дивизии, расквартированной в городе, преподавали и проходили службу впоследствии видные политические деятели Китая - Ли Гэньюань, Ли Лецзюнь, Тан Цзияо, Гу Пинчжэнь и другие. Они приложили много усилий, чтобы воспитать из курсантов и офицеров патриотов и прогрессивно мыслящих людей. "Три народных принципа" Сунь Ятсена составляли основу их революционной агитации и пропаганды: национализм - свержение чужеземной маньчжурской Цинской династии и восстановление суверенитета китайской (ханьской) нации; народовластие - учреждение республики; народное благоденствие. Чжу Дэ полностью воспринял эти установки Сунь Ятсена и в первые же месяцы учебы вступил в Тунмэнхуэй.

Особую роль в идейно- мировоззренческом становлении Чжу Дэ и привитии интереса к политике сыграл командир 37-й бригады 19-й дивизии генерал Цай Э, будущий лидер "движения в защиту республики". В августе 1911 г. в эту войсковую часть Чжу Дэ был назначен командиром взвода после успешного окончания военного училища. Цай Э - кумир китайского молодого офицерства. Его доктрина "национального спасения" имела немало приверженцев в передовых кругах Китая. Талант полководца и организатора, блестящая эрудиция и либеральные взгляды генерала сделали Чжу Дэ его искренним поклонником на всю жизнь. Он с готовностью воспринимал суждения старшего товарища и командира, тем более что его собственные политические взгляды носили зачаточный характер и основывались скорее на импульсах, нежели на неких основательных принципах. Похоже, Чжу Дэ нашел ту личность, по которой он мог моделировать собственное поведение и воспринимать поучения Цай Э как очевидное, в доказательствах не нуждающееся. Добросердечные отношения с ним Чжу Дэ поддерживал вплоть до смерти генерала в 1916 году.

Годы Синьхайской революции для Чжу Дэ прошли в бесконечных боях с бэйянскими милитаристами в Юньнани и Сычуани, отрядами сепаратистов в приграничье. Куньмин летом 1912 г. стал главным центром вооруженного сопротивления Юань Шикаю в его попытках реставрировать монархию в стране. Сюда перебрались тысячи сторонников республики со всех концов Китая. По признанию Чжу Дэ (а он уже командир полка), служба почти не оставляла времени для политики. Однако ему все-таки удалось познакомиться и завязать контакты с рядом видных участников революции из ближайшего окружения Сунь Ятсена, выполнить их поручения по организации агитационно-пропагандистской работы в войсках. В августе 1912 г. Чжу Дэ одним из первых в Юньнани вступает в только что созданную партию гоминьдан.

Политическая деятельность Чжу Дэ в период "войны в защиту республики" становится более активной. Статус командира бригады и генеральский чин сами по себе вовлекали их обладателя в политику, поскольку влияние и авторитет любого мало-мальски серьезного деятеля в сложившейся тогда ситуации в стране определялись большей частью количеством и качеством военной силы, находившейся в его распоряжении. Немаловажным фактором повышения общественной роли Чжу Дэ в регионе, разумеется, являлось покровительство Цай Э, главы военного правительства Юго-Запада.

Чжу Дэ очень неохотно вспоминал, по его словам, "милитаристский" период жизни. Скупо освещается это время и его китайскими биографами. В 1916 - 1920 гг. 3-я пехотная бригада Чжу Дэ контролировала несколько уездов в провинциях Сычуань и Юньнань. По существу, комбриг являлся здесь полновластным хозяином и лично занимался всеми политическими, административными, хозяйственными и прочими вопросами. Установление порядка и спокойствия, восстановление экономики, известная либерализация общественной жизни, помощь бедноте - все это и многое другое можно отнести к заслугам "правителя Чжу Дэ". Население уездов с большой симпатией относилось к нему и в знак благодарности на свои сбережения установило в 1919 г. два памятника, надписи на которых прославляли имя и деяния Чжу Дэ, "пришедшего на помощь народу".

В этот период Чжу Дэ пытался оказать влияние на политические процессы на Юго-Западе. Борьба за власть между юньнань-гуйчжоуской и сычуаньской группировками подрывала единство Юга в его противостоянии Пекину и нередко перерастала в вооруженные конфликты. Чжу Дэ неоднократно обращался к лидерам коалиций с призывами к примирению и консолидации, предлагая свое посредничество в переговорах. Однако его миротворческая деятельность оказалась тщетной. В ходе очередной вспышки междоусобиц бригада Чжу Дэ понесла большие потери и весной 1921 г. была расформирована. В течение года Чжу Дэ возглавлял полицейское управление в г. Куньмине, после чего принял решение выйти в отставку. Мысль об уходе из армии не однажды посещала его прежде. На сей раз он колебаться больше не стал. Иллюзорные надежды и преувеличенные упования на преобразующие возможности вооруженных сил, а также политические программы военных правительств окончательно развеялись и более не удерживали его. В 1922 г. он покидает Юньнань и перебирается в Шанхай.

В Шанхае Чжу Дэ прожил всего полгода, но именно здесь он определил свою дальнейшую судьбу. От предложения Сунь Ятсена возглавить часть юньнаньских войск для захвата провинции Гуандун Чжу Дэ отказался, несмотря на глубокое преклонение перед "отцом нации", так как разуверился в успехе блокирования гоминьдана с милитаристами, использовавшими знамя и лозунги национал-революционеров лишь в целях самоусиления. В Шанхае состоялась встреча Чжу Дэ с главой китайских коммунистов Чэнь Дусю. В беседах с А. Смедли Чжу Дэ объяснил этот факт в своей биографии не просто любопытством в отношении совершенно новой политической силы в стране, но якобы уже давно созревшим желанием вступить в ряды КПК, даже не имея сколько-нибудь ясного представления о программных установках партии. Победы большевиков в России, по утверждению Чжу Дэ, ему было вполне достаточно для принятия подобного решения. Отказ Чэнь Дусю иметь дело с бывшим генералом-милитаристом лишь утвердил его в правильности выбора.

Вступление Чжу Дэ в коммунистическую партию состоялось чуть позднее, в Германии, куда он выехал на учебу осенью 1922 года. Один из руководителей европейской секции КПК Чжоу Эньлай проявил к видному деятелю гоминьдана и боевому генералу повышенный интерес - не исключалась замечательная возможность продолжения в будущем его работы как в суньятсеновской партии, так и в милитаристских войсках после возвращения в Китай.

До начала 1925 г. Чжу Дэ учится в Геттингенском университете на факультете философии и социологии. Учеба дается ему с большими трудностями: никак не поддавался освоению немецкий язык, и, главное, "классические общественные теории и доктрины казались ему прямо какой-то размазней". Напротив, его "просто пленяла необычайная логическая стройность" марксова учения. Потому куда с большим рвением и охотой по вечерам Чжу Дэ штудирует переведенные на китайский "марксистские учебники": "Манифест Коммунистической партии" К. Маркса и Ф. Энгельса, "Развитие социализма от утопии к науке" Ф. Энгельса, "Азбука коммунизма" Н. Бухарина. Этими произведениями познания Чжу Дэ в научном социализме, пожалуй, и ограничатся. Однако это вовсе не помешало ему сказать тогда: "После многих лет поисков я, наконец, нашел тот единственный путь, по которому Китай придет к истинной республике, построит общество без эксплуатации и угнетения. Этот путь - марксизм!".

Решения I конгресса гоминьдана (январь 1924 г.) о реорганизации партии и создании единого национального антиимпериалистического фронта потребовали от коммунистов внести существенные коррективы в свою тактику и пропаганду. В начале 1925 г. руководство германской группы КПК направляет Чжу Дэ для работы в Берлин. Здесь Чжу Дэ принимает участие в реорганизационных мероприятиях в секции гоминьдана в Германии и вскоре избирается членом исполкома этой секции. В конце января того же года он становится основателем и главным редактором малотиражной газеты "Минсин" (орган германской секции гоминьдана), развернувшей агитацию среди китайских студентов в поддержку единого фронта, "трех политических установок Сунь Ятсена". Чжу Дэ практически самостоятельно выпускал это издание - писал статьи, занимался вопросами производства, распространением газеты в Берлине, отправкой части тиража читателям в другие города. Пропагандистская деятельность Чжу Дэ в печати способствовала усилению позиций левого крыла гоминьдана в Германии, укреплению его союза с коммунистами.

Политическая активность Чжу Дэ в Германии достигла апогея в середине 1925 года. Только в июне-июле он участвовал в подготовке и проведении десяти манифестаций китайской общины в поддержку "движения 30 мая" в Китае, за что трижды арестовывался немецкой полицией и в конечном итоге был выслан из страны.

В конце июля 1925 г. Чжу Дэ выехал в Советский Союз. Поездка в СССР для продолжения учебы состоялась во многом благодаря настойчивости самого Чжу Дэ. Из его письма знакомым в Москву следует, что он собирался поехать в СССР изучать военное дело и опыт Красной армии в Коммунистическом университете трудящихся Востока еще зимой 1924 г., однако ему было отказано "из-за отсутствия в университете свободных мест". Чжу Дэ в письме сетует товарищам, что "в этом году история повторяется". "Сейчас я принял решение, - пишет он, - через пару месяцев приехать в Москву самостоятельно. Если мне разрешат поступать в Университет трудящихся Востока, буду учиться там, если нет - найду себе занятие в московской группе КПК... Мне непременно надо приехать".

О пребывании Чжу Дэ в Советском Союзе известно, что сначала он изучал военное дело в Университете трудящихся Востока, затем учился в одной из специальных школ Разведуправления РККА. Кажется вполне обоснованным замечание Хуан Чжэнься относительно того, что во время учебы в СССР на Чжу Дэ не могли не оказать влияние новаторские идеи М. В. Фрунзе о единой военной доктрине, его взгляды на характер стоявших перед советским государством военных задач, строительство Красной Армии и методы боевой подготовки войск, указания о большом значении партизанской войны в разгроме врага. В целом поездка Чжу Дэ в СССР - многозначащий эпизод в его политической и военной карьере. Чжу Дэ получил "прощение" за свое милитаристское прошлое и был более чем удовлетворен данным фактом.

После возвращения в Китай в июне 1926 г. Чжу Дэ работал в Политуправлении Национально-революционной армии. По его собственным словам, он считал себя "далеко не важной фигурой", и его мнение мало интересовало руководство обеих партий. Чжу Дэ выполнял вполне конкретные поручения ЦК КПК, сводившиеся в совокупности к укреплению позиций коммунистов в гоминьдановской армии и разложению войск милитаристов. Широкий круг знакомств среди высшего командного состава НРА позволял ему действовать весьма эффективно - иных такого ранга военачальников в КПК просто не было.

Переход вооруженных формирований КПК после Наньчанского восстания 1 августа 1927 г. на юг Китая освободил Чжу Дэ на некоторое время от опеки ЦК и предоставил ему практически полную свободу действий. Именно здесь, в Южной Хунани, Чжу Дэ удалось в январе 1928 г. свергнуть гоминьдановский режим и установить советскую власть, которая просуществовала несколько месяцев. Все усилия Чжу Дэ упрочить советы и расширить советский район к успеху не привели. Крестьянство слишком вяло реагировало на лозунги передела земли, не говоря уже о призывах к строительству новой государственности.

В апреле 1928 г. состоялось знакомство Чжу Дэ с Мао Цзэдуном и объединение их отрядов. С этого момента начинается многолетнее сотрудничество и совместная борьба и работа двух выдающихся деятелей КПК. Представляется, что ключ к объективной оценке всей последующей военной и политической деятельности Чжу Дэ лежит в характере взаимоотношений, сложившихся между ними в первые месяцы сотрудничества под воздействием различий в видении некоторых проблем стратегии и тактики революционного движения, вопросов военного строительства. Играли роль - и во многом определяющую - привходящие, неполитические факторы. Речь идет о личностных качествах обоих руководителей, ибо по ряду черт характера, менталитета, исповедуемых моральных принципов они почти полярно противоположны. Сходство же, а именно волевой склад натуры и упорство в достижении цели, свойственные тому и другому, вносило лишь большую напряженность в их контакты. Вместе с тем, как замечает А. Смедли, в характере Чжу Дэ проявлялось "странное противоречие" - с твердостью духа и железной волей его уживалось некое "смирение" и "покорность".

Корни этого противоречия в присущем всякому выходцу из бедных крестьян почитании человека, стоящего в каком-либо отношении выше него. Никак не способствовала его самоутверждению и совсем недавняя карьера генерала-милитариста. Чжу Дэ ощущал превосходство Мао Цзэдуна как теоретика и политика и нередко воспринимал его позитивные идеи. Даже в периоды не самого лучшего состояния их отношений существовали некоторые, порой едва различимые доказательства взаимных симпатий. Однако солидарность с лидером в том или ином вопросе отнюдь не всегда являлась выражением постоянного единства их взглядов. Политическая общность Чжу Дэ и Мао Цзэдуна строилась скорее не на подлинном согласии, а на том, что отделяло их от тогдашних руководителей партии - приверженности тезису о крестьянстве и регулярной армии как решающей силе в китайской революции. Внешнюю сторону мифа о незыблемой сплоченности Мао Цзэдуна и его соратника составляет длительная совместная борьба в советских районах Китая. Факт примечателен, однако, не тем, что Чжу Дэ по продолжительности сотрудничества с Мао Цзэдуном сравнить ни с кем из прочих партийных лидеров нельзя.

Важно то, что за эти годы Чжу Дэ не стал ни ревностным адептом некоторых доктрин и методов руководства Мао Цзэдуна, ни личным поклонником его как безусловного вождя. Чжу Дэ являлся носителем иной традиции, более осмотрительной и умеренной. Прагматизм и политическое благоразумие - пожалуй, самые характерные черты его мышления и действия. Чжу Дэ стал политиком, способным в определенных пределах и на определенных этапах проводить свой собственный курс. Что же касается истоков союза Чжу Дэ и Мао Цзэдуна, то он сложился скорее в силу обстоятельств, нежели особого стремления первого. К весне 1928 г. известность Чжу Дэ и признание в солдатских и крестьянских массах были неизмеримо выше, чем Мао Цзэдуна. Своим приходом в Цзинганшань во главе крупнейшего вооруженного формирования КПК Чжу Дэ поделился частью своего авторитета с Мао Цзэдуном, обеспечив ему тем самым возможность для реванша после исключения из кандидатов в члены временного Политбюро на ноябрьском пленуме ЦК КПК 1927 года.

Начиная с цзинганшаньского периода Чжу Дэ постепенно уступает Мао Цзэдуну разработку и реализацию политической линии (согласно решению партийной организации 4-го корпуса о разделении обязанностей между представителем партии и командиром соединения). Со временем он лишается сколь-нибудь эффективного способа влиять на принятие решений партпредставителем, сосредоточившим в своих руках всю полноту власти в Пограничном районе. Влияние и авторитет Мао Цзэдуна как политического руководителя среди военных и крестьян становятся неоспоримыми. В не меньшей степени это можно отнести и к Чжу Дэ, но как безусловно военному лидеру. Однако Мао Цзэдун не чувствовал в себе достаточной уверенности, имея рядом столь популярного в войсках военачальника. Поэтому подрыв авторитета Чжу Дэ как военного стратега и командира становится для Мао Цзэдуна действенным средством сохранения устойчивости собственных позиций в массах и армии. Тем не менее не найдя среди командиров корпуса адекватной в военном отношении замены Чжу Дэ и вместе с тем лично преданного ему человека (Линь Бяо был слишком молод), Мао Цзэдун обратил себе на пользу то, что, казалось бы, явно его не устраивало. Высокий престиж Чжу Дэ был интегрирован им в форму широко известного тандема "Чжу-Мао".

Придуманное надежно скрадывало не только существование между ними разногласий, но и позволяло Мао Цзэдуну, искусно прикрываясь им, как щитом, вести борьбу за власть в партии, в чем Чжу Дэ его не поддерживал, более того, неуклонно выступал за сохранение единства партийного руководства. Это обстоятельство также не без успеха использовалось Мао Цзэдуном в своих интересах. Спекуляции на стремлении Чжу Дэ к сплоченности руководящего ядра позволяли Мао Цзэдуну в случаях угрозы срыва своих планов или откровенных неудач вынуждать командира к возобновлению сотрудничества после его неоднократных попыток порвать с партпредставителем всякие отношения и начать действовать самостоятельно. В свою очередь, Чжу Дэ в течение продолжительного времени не терял надежды на взаимопонимание с Мао Цзэдуном и восстановление принципов коллективного руководства. Однако он постоянно медлил, шел на компромиссы и защищал свои позиции невероятно бездарно. И, таким образом, в начале 1930-х годов Чжу Дэ перестал играть ведущую роль в формулировании военно- политической стратегии и тактики - будучи связанным вмешательством Мао Цзэдуна во все аспекты оперативной деятельности и боевого управления войсками.

Изобретение Мао Цзэдуна - формальный дуумвират - имело еще одну немаловажную сторону. То был верно рассчитанный ход в том смысле, что Мао Цзэдун прочно связывал свое имя с военным искусством и боевой практикой КПК, а с течением времени выдвинул себя в основоположники военной науки коммунистов. Блестящая же плеяда полководцев вооруженных сил КПК, в том числе Чжу Дэ, превращалась лишь в тех, кто "обогащал и развивал" его военные идеи.

В западной историографии довольно широко распространено мнение о том, что истинной подоплекой конфликтных отношений между Чжу Дэ и Мао Цзэдуном в начальный период советского движения в Китае являлось не что иное, как соперничество двух лидеров в борьбе за власть. С этой точкой зрения трудно согласиться по ряду причин. Во-первых, Чжу Дэ вряд ли претендовал на роль вождя в силу своей общеизвестной скромности и высокой требовательности к себе. Отсутствие персональных амбиций и исключительная дисциплинированность служили гарантией его беспрекословного подчинения решениям партийного руководства. Во-вторых, разногласия Чжу Дэ и Мао Цзэдуна не имели характер некоего антагонизма, так как оба руководствовались соответствующими директивами ЦК - конечно, в той мере, насколько они их понимали. Наконец, Чжу Дэ, как ни занимали его политические проблемы, оставался прежде всего военачальником, руководящим боевыми действиями войск и военным строительством в советских районах. С учетом того, что рейды его частей продолжались месяцами, можно сказать, что Чжу Дэ зачастую бывал просто не в состоянии глубоко вникать в теоретические вопросы стратегии и тактики революционной борьбы.

В 1932 г. возобновилась совместная работа Чжу Дэ с Чжоу Эньлаем, назначенным главным политкомиссаром Красной армии вместо Мао Цзэдуна. Чжоу Эньлаю главком Чжу Дэ уступает даже непосредственное руководство войсками, на что Мао Цзэдун в общем-то никогда не претендовал. Если принять во внимание предысторию их взаимоотношений, а также опыт Чжоу Эньлая как бессменного главы военных органов ЦК КПК, то "загадку", по выражению советского военного советника О. Брауна, подобного, явно не в пользу Чжу Дэ "распределения обязанностей" можно снять, не обращаясь к излишним комментариям. Выдающиеся организаторские способности Чжоу Эньлая, его высокий партийный статус (член Постоянного комитета Политбюро) и, что особенно важно, пиетет, который испытывал перед этим человеком Чжу Дэ, - все это вносит ясность в оценки реального положения Чжу Дэ в военно-политической иерархии КПК того времени.

Отдавая должное такту и субординации главкома, все же правомерно высказать некоторые сомнения в целесообразности такого рода постоянства в выборе им пусть достойной, но все-таки подчиненной роли. В то же время нельзя не согласиться и с тем, что Чжу Дэ не был деятелем авансцены, хотя его имя украшало ее всегда. Его престиж и репутация обусловливались не столько тем, что он занимал высший военный пост - председателя Реввоенсовета, главнокомандующего - а скорее его уникальным авторитетом и поддержкой среди командиров и бойцов, почитавших его как душу Красной армии. Чжу Дэ не представлял угрозы никому из соперничавших партийных лидеров, напротив, его невероятная популярность заставляла каждого из них искать в нем своего союзника. Что касается частного, то приписанные Чжоу Эньлаем себе успехи в отражении 4-го карательного похода войск Чан Кайши против опорных баз КПК, учитывая логику внутрипартийной борьбы, вовсе не умаляли вклада в эту победу Чжу Дэ, поскольку служили главной цели Чжоу Эньлая - ослабить позиции Мао Цзэдуна в армии. В целом же на завершающем этапе советского движения Чжу Дэ не занимал ведущего положения в партийно-политической элите, и можно согласиться с О. Брауном, который указывает на его "незначительную" роль в решении политических и даже военных вопросов.

О взглядах Чжу Дэ на коренные общественные проблемы страны, аграрную революцию, сотрудничество КПК с другими политическими силами для отпора растущей японской агрессии, внутрипартийные споры и разногласия можно лишь догадываться, основываясь на тогдашней прессе КПК. Оценки, сделанные Чжу Дэ позднее, мало чем отличаются от стандартных высказываний Мао Цзэдуна и других лидеров партии, изобилуют обвинениями в адрес тогдашнего руководства КПК во главе с Бо Гу в догматизме, бездумном переносе на китайскую почву опыта ВКП(б).

На совещании руководства КПК и командования Красной армии в местечке Цзуньи в январе 1935 г., после которого в скором времени фактическим руководителем партии стал Мао Цзэдун, Чжу Дэ вместе с группой военачальников оказал ему сдержанную поддержку. Он не придавал в то время большого значения перемещениям в партийной верхушке, происшедшим на этом совещании, и не мог, конечно, предвидеть их последствий. На выбор Чжу Дэ, как представляется, в значительной мере повлияла позиция Чжоу Эньлая, который тогда предпочел Мао Цзэдуна и оставил лагерь "москвичей".

Деятельность Чжу Дэ в качестве командующего 8-й полевой армией (сформированной из войсковых частей и соединений компартии) в годы антияпонской войны можно условно разделить на два периода, несхожих по своему содержанию и продолжительности. Выделить их следовало бы не только потому, что первые три года он провел на фронте, осуществляя руководство боевыми действиями вооруженных сил КПК, а последующие - вплоть до победы над Японией - в тыловом Яньане. Май 1940 г., время возвращения Чжу Дэ в Особый район, стал рубежом двух существенно отличавшихся по степени активности и плодотворности этапов его жизни в период войны. Здесь трудно согласиться с принятым в историографии КНР объяснением, что его присутствие в Яньане потребовалось Мао Цзэдуну в связи с возросшим масштабом и сложностью стоявших перед партией задач. Причина явно подменяется поводом. В действительности важную роль в этом сыграли различия между Мао Цзэдуном и Чжу Дэ в представлениях о необходимых пределах сотрудничества КПК с гоминьданом в рамках единого антияпонского фронта, а также во взглядах на стратегию и тактику 8-й армии и партизанских формирований.

Эти расхождения проявились накануне вступления вооруженных сил КПК в районы боевых действий с японцами и имели место в течение по меньшей мере всего первого из отмеченных периодов. Поправки в обе позиции (персонифицированные не только Мао Цзэдуном и Чжу Дэ) вносили и ход войны, и некоторые изменения в политике Чан Кайши. Сказывалось также соотношение сил в руководящем эшелоне компартии. Как бы то ни было, к полному согласию стороны прийти не сумели. Видимо, для окончательного решения проблемы Мао Цзэдуну и понадобились иные, более действенные формы воздействия на оппонентов, нежели открытая полемика или подспудные споры. Лишь отлучение Чжу Дэ от армии, а затем обработка в горниле "чжэнфэна" (кампании по исправлению стиля работы партии) положили конец этим затянувшимся разногласиям в пользу вождя.

В чем же Чжу Дэ видел залог успешного противоборства с японскими агрессорами, и что из его взглядов вызывало столь ощутимое неудовлетворение Мао Цзэдуна? Центральной идеей, проходившей через выступления и высказывания Чжу Дэ начального этапа войны, являлся вопрос о необходимости создания прочного единого национального фронта сопротивления. В одной из своих речей Чжу Дэ высказал сожаление, что с оформлением такого фронта обе партии явно запоздали; будь он "образован раньше, Китай сохранил бы неприкосновенными свои людские и природные ресурсы, не потерял бы ни пяди своей территории, и сегодня мы могли быть сильными настолько, чтобы вести войну с Японией на равных". Чжу Дэ, впрочем, реально смотрел на вещи и понимал, что складыванию межпартийного оборонительного союза препятствовали факторы объективного свойства. Силы, не принимавшие единого фронта, имелись в обоих лагерях. В самой 8-й армии перед войной и в ходе нее неприятие идеи союзнических отношений с недавним "классовым врагом" имело весьма стойкие проявления. Чжу Дэ по этому поводу говорил: "Наши войска - вчерашние рабочие и крестьяне. Они не интеллектуалы, не так культурны. Их идеология - это идеология Красной армии. Как крестьяне и рабочие они ненавидят помещиков и милитаристов всю жизнь. Они знали, как действовать прежде, но сейчас им очень сложно осознать, что действовать необходимо вместе со всеми, кто желает воевать с японским империализмом".

Наиболее полным изложением взглядов Чжу Дэ на антияпонскую борьбу является его статья, опубликованная в газете "Цзефан жибао" 15 июля 1937 года. Чтобы поднять народ на войну, писал Чжу Дэ, недостаточно объяснить ему, каким путем следует идти к победе. Прежде всего требуется убедить его в том, что сопротивление имеет смысл, что отстоять независимость можно, но лишь с оружием в руках. В стране много людей, страдающих "болезнью японобоязни". Они уверены в том, что Китай не в силах противостоять колоссальной военной мощи Японии. Привлекая статистические данные по японской экономике, вооруженным силам, мобилизационным ресурсам, Чжу Дэ доказывает, что Япония не так сильна, как многим кажется. Китай обладает всеми возможностями, чтобы нанести ей поражение. Для этого надо сплотиться в монолитный фронт. Серьезных результатов в его оформлении еще явно недостаточно, что, по мнению Чжу Дэ, отчетливо осознает противник.

Свои взгляды на тактику и стратегию в войне Чжу Дэ защищал на совещании Политбюро ЦК КПК, состоявшемся в уезде Лочуань (провинция Шэньси) в августе 1937 года. В отличие от Мао Цзэдуна, выступавшего за независимость войск компартии в боевой обстановке, он вместе со своим заместителем, Пэн Дэхуаем и при поддержке Чжоу Эньлая предложил организовать реальное сотрудничество с гоминьдановской армией. Вместо автономной партизанской войны, за которую ратовал Мао Цзэдун, он отстаивал тактику комбинированных операций, то есть сочетание действий регулярных соединений и партизанских отрядов во взаимодействии с войсковыми частями гоминьдановского Национального правительства.

Решения лочуаньского совещания по военным вопросам были компромиссными. И на практике стратегия и тактика 8-й армии также несли на себе отпечаток двойственности. Полевое командование старалось следовать линии, которую оно отстаивало в Лочуане. Руководство партии в лице Мао Цзэдуна проводило курс на свертывание боевого взаимодействия с войсками гоминьдана и оперативной активности 8-й армии. Координацию военных действий с НРА серьезно подрывало также взаимное недоверие между партиями. Готовность командования 8-й армии к более решительным действиям на фронте зачастую не встречала ответной реакции гоминьдановских военачальников. С продвижением японских войск в глубь территории страны совместная борьба армий становится эпизодической. Вооруженные силы КПК остаются за линией фронта и приступают к организации опорных баз в тылу противника. С такими базами Чжу Дэ связывал большие надежды в войне сопротивления.

В октябре 1937 г. Чжу Дэ доложил Политбюро об основных принципах программы действий 8-й армии. Главным ее звеном являлось создание большого количества освобожденных районов в тылу противника по всему Северному Китаю. В эти районы будут возвращаться регулярные части после операций для пополнения и отдыха. Здесь же будут обучаться партизаны и ополченцы. Освобожденные районы станут местом расположения органов власти, хозяйственных объектов, арсеналов, школ, госпиталей и т.д. "Из этих опорных пунктов, - отмечал Чжу Дэ, - мы можем атаковать японские гарнизоны, форты, стратегически важные цели, склады боеприпасов, линии связи и железные дороги. После уничтожения таких объектов наши войска быстро уходят и наносят удар в любом другом месте. Мы будем укреплять и использовать эти базы для расширения зон действия до тех пор, пока наша оборонительная стратегия не превратится в стратегию наступательную".

Таким образом, Чжу Дэ рассматривал стратегию 8-й армии как курс на затяжную войну, на истощение боевых возможностей противника. Тактику, которую приняли вооруженные силы КПК в Северном Китае, он в конце 1937 г. охарактеризовал следующим образом: "Тактически мы ведем скоротечные бои на уничтожение. Поскольку в оснащении мы слабее противника, то всегда избегаем позиционных боев, но зато входим в соприкосновение с противником в комбинированной маневренно-партизанской войне для уничтожения его живой силы. Развиваем в то же время партизанскую войну, внося таким образом замешательство в ряды противника, заставляя его рассредоточиваться, терять боевой запал". Стратегические и тактические установки Чжу Дэ прошли проверку в ходе войны и подтвердили свою эффективность. Во многом благодаря верным принципам ведения боевых действий, отмечал Чжу Дэ, японские планы молниеносной войны потерпели крах.

В сентябре 1937 г. в провинции Шаньси соединения 8-й армии под командованием Чжу Дэ вступили в боевые действия в составе войск 2-й зоны НРА. Участие дивизий КПК в боях принесло первые с начала войны победы китайской армии под Пинсингуанем, Синькоу, Янмэнгуанем. Действия 8-й армии в первые месяцы войны в Северном Китае были организованы Чжу Дэ в соответствии с оперативными планами гоминьдановского командования и с учетом пожеланий командиров войсковых частей НРА.

8 октября 1937 г. Чжу Дэ подписал известную директиву Северокитайского подсовета Реввоенсовета ЦК КПК "О современной ситуации в войне в Северном Китае и задачах нашей армии". В ней отмечалось, в частности, что прибытие 8-й армии на фронт укрепило веру народа в победу над врагом, мобилизовало его на вооруженный отпор агрессору. В качестве одной из основных задач выдвигалось активное ведение армией маневренных действий при поддержке со стороны партизанских формирований и в тесном взаимодействии с войсками гоминьдана. В целом, это был реалистический документ. Однако в нем не был и вряд ли мог быть учтен запас прочности, изначально заложенный в доктрину единого фронта его участниками.

Ровно через месяц после выпуска директивы японские войска заняли г. Тайюань, один из важнейших стратегических центров Северного Китая. Под влиянием этой военной неудачи оптимистический тон документа был охарактеризован оппонентами Чжу Дэ не только как неуместный, но и глубоко ошибочный. Директива расценивалась Мао Цзэдуном как проявление нежелания "некоторых лиц" в 8-й армии "безусловно подчиняться руководству коммунистической партии", вместо этого "почитающих за честь получить назначение от гоминьдана...". Стремлению военачальников во главе с Чжу Дэ крепить единый фронт и вести маневренно-партизанские действия партийный лидер противопоставлял требование незамедлительно перейти к самостоятельной партизанской войне и созданию подконтрольных компартии освобожденных районов в целях самоусиления. Здесь уместно отметить, что независимые от гоминьдана действия мелких партизанских отрядов вовсе не отрицались командованием 8-й армии, но по его общему мнению, они могли быть целесообразными лишь на тактическом уровне. Не будучи сопряжена с высшими интересами государства, автономная партизанская война не имела позитивных перспектив. Как отмечалось выше, Чжу Дэ придавал большое значение и созданию освобожденных районов в тылу противника, однако их роль в войне он не рассматривал так специфически узко, как Мао Цзэдун. Такие районы, как считал он, прежде всего должны были обеспечить нарастание сопротивления японским захватчикам.

Дополнительную уверенность в правильности своих установок командующий почерпнул в решениях декабрьского (1937 г.) совещания Политбюро ЦК КПК, одобрившего продолжение курса на укрепление единого фронта. В специальном приказе по армии, подготовленном после совещания, Чжу Дэ ставилась задача "добиться взаимодействия и сотрудничества с местными правительствами шаньсийской администрации, общественными организациями и дружественными войсками".

Отдавая должное усилиям Чжу Дэ по укреплению единого фронта, нельзя не отметить, что доминирующее место идеи национального сплочения в его взглядах рассматриваемого времени отнюдь не противоречило его естественному стремлению к укреплению политического влияния КПК, росту ее военной силы. От этого единый фронт, по убеждению командарма, мог только выиграть.

При оценке вклада Чжу Дэ в наращивание боевого потенциала 8-й армии и организацию отпора японской агрессии представляется необходимым уточнить, каковы были реальные полномочия и возможности командующего в то время. Уже в конце 1937 г. на основе рассредоточенных соединений армии в Северном Китае стали создаваться достаточно автономные от центра опорные базы КПК. Вся военно-политическая и социально-экономическая работа на их территории направлялась местными партийными и административными органами, а также, разумеется, командованием соответствующей дивизии (военного района). Содержание этой деятельности зависело преимущественно от того, каким было отношение руководства данного района к генеральной установке ЦК партии на поддержку единого фронта, сотрудничество с гоминьданом и одновременно на осуществление политики "независимости и самостоятельности" в войне. Одним из факторов, влиявших на выбор приоритетов, являлось полевое командование 8-й армии во главе с Чжу Дэ и Пэн Дэхуаем.

Механизм разработки военной политики и управления боевыми действиями будет раскрыт не полностью, если не сказать о таком важном его элементе, как аппарат Реввоенсовета ЦК КПК, который параллельно штабу 8-й армии руководил регулярными и нерегулярными частями вооруженных сил компартии. Его председатель через главный штаб РВС отдавал приказы и распоряжения командирам дивизий и военных районов по самым различным вопросам, вплоть до дислокации их подразделений, минуя полевое командование 8-й армии и зачастую не согласовывая свои директивы с ним. Создав по существу личный рабочий военный орган, Мао Цзэдун тем самым получил в добавление к большому политическому влиянию довольно эффективный канал воздействия на повседневную военную деятельность в освобожденных районах. Это означало сужение сферы возможностей Чжу Дэ как командующего. При всем том, однако, постоянное пребывание командарма на фронтах давало ему и преимущества. Они выражались прежде всего в относительной независимости в принятии решений, если таковые, конечно, предварительно не регламентировались Реввоенсоветом в лице Мао Цзэдуна. Нужен ли был укреплявшемуся автократическому режиму второй руководящий центр в армии, к тому же сохранявший на деле приверженность принципам сотрудничества в едином фронте? Ответом на этот вопрос служит решение Секретариата ЦК КПК от 12 апреля 1940 г. об откомандировании Чжу Дэ с фронта для работы в Яньане.

Отзыв из армии в разгар войны Чжу Дэ и ряда других высших командиров объясняется не только принятием КПК курса на пассивное сопротивление японской агрессии и самоусиление. "Отставка" являлась одним из симптомов грядущих перемен в самой партии, а именно оформления ее новой идейно-политической платформы, связанного с переходом в руки Мао Цзэдуна всей полноты власти в КПК.

Не во всем и не всегда последовательно, но все же объективно содействуя Мао Цзэдуну на протяжении десяти лет в том, чтобы он стал вождем партии, Чжу Дэ (в отличие от некоторых других военачальников) тем не менее в самом начале 1940-х годов оказался не совсем готовым отнестись к этому как к почти свершившемуся факту. Отсюда проистекала противоречивость его высказываний и политического поведения в ходе внутрипартийной борьбы в "верхах". С другой стороны, однозначной с любой точки зрения представляется линия Мао Цзэдуна в отношении командующего. Если отстранение его от руководства войсками - лишь признак неудовольствия и неодобрения партийным лидером излишне самостоятельных действий Чжу Дэ, то основательное давление на него в ходе "чжэнфэна" - мера укрощения. Именно так, судя по всему, это и было им понято. Исключения среди военачальников и руководителей КПК в конечном итоге Чжу Дэ не составил, и к VII съезду партии уже обеспечивал единство рядов, занимаясь самокритикой и восхвалением Мао Цзэдуна и его идей. В то же время нельзя ставить Чжу Дэ в один ряд с теми, кто обосновывал и утверждал необходимость легитимации вождя в лице Мао Цзэдуна. Так, статья Чжу Дэ "КПК и революционная война" в "Цзефан жибао" по поводу 20-й годовщины партии не содержит ни указаний на важность китаизации марксизма, ни даже упоминаний имени Мао Цзэдуна. В центре внимания автора тезис о том, что на первом месте в работе компартии должны находиться военные вопросы, а "первейшая задача каждого коммуниста - учиться военному делу"26. Но годом позже на страницах той же газеты Чжу Дэ, по существу, дает урок товарищам по оружию, как следует слагать оды вождю.

Вынесение разногласий в руководстве на обсуждение всей партии в 1943 г. заставило Чжу Дэ посмотреть на это, исходя из интересов единства КПК. Мао Цзэдун к тому времени уже олицетворял это единение, чему не могли не способствовать "покаяния" руководящего ядра КПК. Признала свои "ошибки" и вся военная верхушка28. Показательно, однако, что Чжу Дэ ни осенью 1943 г., ни в самом начале 1944 г. к ним еще полностью не присоединился. Факт знаменательный, если учитывать, что Чжу Дэ лучше, чем другие руководители, знал как Мао Цзэдун расправляется с оппонентами. Ясно, что он запаздывал с "раскаянием". В феврале 1944 г. Мао Цзэдун скажет, что "Чжу Дэ староват для настоящей работы".

Полное "раскаяние" Чжу Дэ проявилось во время работы VII пленума ЦК КПК 6-го созыва. Чжу Дэ вошел в состав его президиума, ставшего на время проведения пленума (в течение двух месяцев) руководящим органом партии. В прениях по проекту политического доклада будущему съезду Чжу Дэ дал высокую оценку анализу опыта китайской революции, сделанному Мао Цзэдуном, а также предложенной им программы "полного решения вопросов Китая".

На VII съезде КПК (1945 г.) Чжу Дэ в своих выступлениях и докладе по военному вопросу подтвердил полную солидарность с идейно-политическими установками Мао Цзэдуна и, перечисляя заслуги вождя, показал себя его верным сторонником. Он приписал ему все успехи партии в антияпонской войне (достигнутые "благодаря мудрому руководству Мао Цзэдуна в военной стратегии, политике, экономике"), ведущую роль в строительстве вооруженных сил (Мао Цзэдун "создал никогда не имевшуюся в Китае народную армию"), указал на необходимость всегда следовать идеям лидера ("учиться у товарища Мао Цзэдуна, учиться его отваге, учиться его мудрости") и т.д. Носивший явный отпечаток доклада съезду, сделанного Мао Цзэдуном, военный доклад Чжу Дэ не мог претендовать на самостоятельность анализа боевого опыта партии и постановки ближайших задач. Единственным существенным оригинальным положением в нем оказалось утверждение неизбежности перехода вооруженных сил КПК к маневренной войне и усилению их регулярных соединений в связи с предстоящим наступлением союзников против Японии.

Однако отдав должное ритуалу поклонения вождю, Чжу Дэ на съезде все еще не предстает до конца последовательным приверженцем его идей и практической политики. Он не посчитал, в частности, достойным упоминания в своем докладе и выступлениях кампании по упорядочению стиля работы партии, избежал оценок тех течений и групп, которые подверглись в ее ходе критике и осуждению. Впрочем, даже такого рода лояльность Чжу Дэ была высоко оценена Мао Цзэдуном. На I пленуме ЦК КПК 7-го созыва он был избран членом Политбюро и секретарем ЦК.

Деятельность Чжу Дэ после поражения Японии и в начале гражданской войны с гоминьданом определялась главным образом его статусом секретаря ЦК, а не высшего военачальника, тем более, что формально поста главнокомандующего в войсках КПК не было до лета 1947 года. Учитывая распределение ролей в высшем партийно- государственном эшелоне КНР, можно предположить, что отход Чжу Дэ от руководящей деятельности в вооруженных силах был предопределен еще тогда. Преклонный возраст Чжу Дэ, видимо, был решающей причиной, но не единственной. Среди других - неизбывное желание Мао Цзэдуна видеть на посту главкома более "эластичного" руководителя.

В работу Секретариата ЦК Чжу Дэ включился осенью 1945 г., в то время, когда Мао Цзэдун и Чжоу Эньлай вели переговоры с Чан Кайши в Чунцине. Примечательно, что именно тогда Чжу Дэ, проявив незаурядную политическую интуицию, предложил идею, во многом обусловившую исход гражданской войны. В сентябре 1945 г. ЦК, признав аргументы Чжу Дэ убедительными, принимает новый стратегический курс "развертывания на север, обороны на юг". 100-тысячная войсковая группировка и 10 тысяч кадровых работников, подготовленные к переброске в Южный Китай, по настоянию Чжу Дэ, были отправлены в Маньчжурию для создания там военно- политической и экономической базы партии в войне с гоминьданом.

На заключительном этапе войны Чжу Дэ вновь возвращается к командованию войсками Народно-освободительной армии Китая. Под его руководством были спланированы и победоносно осуществлены крупнейшие наступательные операции - Ляошэньская, Хуайхайская, Бэйпин-Тяньцзиньская; успешно проведено форсирование р.Янцзы; освобождены важнейшие города Центрально-Южного Китая (Нанкин, Шанхай, Ухань).

В сентябре-октябре 1949 г. Чжу Дэ вместе с Мао Цзэдуном, Чжоу Эньлаем и Лю Шаоци руководил подготовкой и работой 1-й сессии Народного политического консультативного совета Китайской Народной Республики. О том, сколь велика была популярность Чжу Дэ в различных общественных кругах страны, свидетельствует его избрание на пост первого заместителя председателя Центрального народного правительственного совета Китая и утверждение в должности главнокомандующего НОАК.

После провозглашения КНР Чжу Дэ в течение пяти лет занимается строительством современной армии, ее техническим перевооружением, созданием новых видов вооруженных сил родов войск, подготовкой профессиональных военных кадров. В 1954 г. на 1-й сессии Всекитайского собрания народных представителей (ВСНП) - довольно неожиданно для наблюдателей - Чжу Дэ избирается заместителем председателя КНР и таким образом отходит от непосредственного командования вооруженными силами, с которыми была связана вся его сознательная жизнь. С уходом Мао Цзэдуна в 1959 г. с поста главы государства Чжу Дэ становится председателем Постоянного комитета ВСНП. Эту должность он занимал вплоть до самой кончины.

Благожелательность и чувство справедливости - эти качества всегда делали Чжу Дэ весьма привлекательным, но немало вредили ему как политику, обреченному действовать в соответствии с созданными Председателем "правилами игры". Знаменательным обстоятельством в этой связи является поездка Чжу Дэ во главе делегации КПК на XX съезд КПСС. Во время "культурной революции" Чжоу Эньлай в одном из выступлений перед хунвэйбинами осудил его за то, что тот в Москве согласился с Н. С. Хрущевым в вопросе о необходимости критиковать культ личности И. В. Сталина. В то же время, по словам Чжоу Эньлая, Дэн Сяопин (один из членов делегации) поступил "правильно", поскольку советовал Чжу Дэ, прежде чем давать согласие, обсудить проблему с Мао Цзэдуном 33. Поступок Чжу Дэ по сути был ничем иным как косвенной формой неодобрения нараставшей автократичности режима Мао Цзэдуна и его непомерных претензий на величие. Спустя несколько месяцев (после 11-летнего перерыва) прошел очередной, VIII съезд КПК, который изъял из нового Устава партии всякое упоминание об идеях Мао Цзэдуна, а Дэн Сяопин в своем докладе был вынужден признать, что "культ личности... не мог не найти некоторого отражения в нашей партийной и общественной жизни". Доминирующим началом в выступлении на съезде Чжу Дэ была неоднократно подчеркнутая им мысль о безусловной необходимости соблюдения всеми членами партии принципов демократического централизма и коллективного руководства.

Не занял Чжу Дэ позицию выжидательного молчания и в ходе "большого скачка" и коммунизации деревни. В многочисленных беседах с руководителями местных партийных организаций, в докладах ЦК о результатах своих инспекционных поездок в различные провинции страны он критикует стратегию форсированного продвижения к коммунизму, питание из "большого котла", уравниловку, военизацию жизни "народных коммун", настойчиво, почти назойливо напоминая о "частнособственнической привычке" китайского крестьянина, бороться с которой является равносильным "разрушению деревни" и народного хозяйства в целом.

23 июля 1959 г. на расширенном совещании Политбюро ЦК КПК в Лушане, когда Мао Цзэдун подверг жесточайшему остракизму министра обороны Пэн Дэхуая за его письмо с критикой экономической политики государства, Чжу Дэ выступил на собрании одной из партийных групп ЦК, открыто заявив: "Позиция главкома Пэна хорошая. Я верю, что он искренен". На последовавшем заседании Постоянного комитета Политбюро Мао Цзэдун выразил по этому поводу свое крайнее возмущение. Критика Чжу Дэ имела продолжение на заседаниях Военного совета ЦК КПК в августе-сентябре 1959 г., в чем особенно усердствовал Линь Бяо, назвавший его "карьеристом, стремящимся стать вождем". 26 сентября 1959 г. решением Политбюро Чжу Дэ лишился поста заместителя председателя Военного совета.

Несмотря на то, что Чжу Дэ не входил ни в одну из неформальных группировок в партии и в НОАК и никогда (со времени гутяньской партийной конференции 1929 г.) не высказывал критических замечаний в отношении лично Мао Цзэдуна, в годы "культурной революции" он был подвергнут нападкам и огульным обвинениям в самых различных преступлениях против партии и ее вождя. По "Приказу N 1", отданному Линь Бяо 17 октября 1969 г., Чжу Дэ был отправлен в ссылку в г. Цунхуа (провинция Гуандун), где под надзором пробыл до июля 1970 года.

Кампания против Чжу Дэ была развернута в хунвэйбиновской печати сразу после рабочего совещания ЦК КПК в октябре 1966 г., на котором он выступил с отповедью Цзян Цин, заявив, что она "не имеет никакого права не только выступать на совещании ЦК, но и присутствовать на нем". В перечне "грехов" маршала, пожалуй, на первом месте стояли его призывы учиться у Советской Армии, с которыми он обращался к личному составу НОАК в 1950-е годы. С осуждением констатировалось, что Чжу Дэ не допускал мысли о возможности войны между КНР и СССР. Нажим на него, однако, оказался практически безрезультатным. Чжу Дэ не мог открыто защищать свои позиции в отношении Советского Союза и его народа, в то же время до конца своей жизни он не запятнал себя враждебными СССР выпадами.

Мао Цзэдун, не мешая травле Чжу Дэ, внешне отмежевывался от нее, полагая, что кампания критики скомпрометирует его как партийного и государственного руководителя, вынудит "раскаяться" и заняться самооправданием и самокритикой. Если с лидерами влиятельных группировок в партии и армии он нередко заигрывал, то с Чжу Дэ вел себя иначе, стремясь заставить его замолчать при обсуждении текущих политических проблем и не участвовать во внутрипартийной борьбе - слишком высок был авторитет Чжу Дэ в КПК и народе, потому нейтрализвать его просто не представлялось возможным.

Независимо от предполагаемых расчетов и намерений Председателя, в отличие от ряда "старых маршалов", Чжу Дэ действительно проявил минимум активности во фракционных столкновениях и политических комбинациях коллег, в частности Сюй Сянцяня, Не Жунчжэня, Е Цзяньина, нередко действовавших в то смутное время, исходя в первую очередь из личных либо групповых интересов и в результате позволивших "штабу Мао Цзэдуна" отстранить от власти и репрессировать многих партийных, государственных руководителей и высокопоставленных военачальников. Чжу Дэ был уверен в себе и в своих заслугах. "Чтобы свергнуть меня, - говорил он, - надо свергнуть коммунистическую партию, другого способа нет".

Все попытки Цзян Цин и ее окружения уничтожить "старого негодяя" оказались тщетными. Чжу Дэ скончался несломленным 6 июля 1976 г. на девяностом году жизни, оставаясь до последнего дня на посту одного из высших руководителей КПК и председателя Постоянного комитета ВСНП. "Наш главнокомандующий" - так называли полководца люди в течение долгих десятилетий его жизни и борьбы.

Пожилов И.Е., Вопросы истории, № 10, Октябрь 2006, C.57-71.