Действия цинского чрезвычайного уполномоченного Линь Цзэсюя весной 1839 года по прекращению ввоза опиума в Поднебесную привели к войне с Британией, ставшей известной как «Первая Опиумная». А как отнеслась к данной войне британская общественность?

Индийский опиум был важнейшей статьёй британской торговли с Китаем. К концу 1830-х годов ежегодно британскими торговцами в Китай ввозилось 40 тысяч ящиков – в каждом по 40 коричневых брусков опия размером с человеческую голову. Из прибыли в 17 миллионов фунтов до 6 миллионов оседало разными путями в казне, что позволяло «поддерживать огромное здание британской власти на востоке».

В то же время ввоз опиума в Китай вызвал большие проблемы в китайском обществе. Помимо распространения наркомании, это был и всё более усиливающийся отток из страны серебра – благодаря опиуму Британии удалось склонить в свою пользу баланс торговли с Китаем.

Лишение Ост-Индской компании монополии на торговлю опиумом в 1834-м привело к выходу на кантонский рынок независимых торговцев. Часто встречающееся (в том числе в Википедии) утверждение, что отмена монополии резко увеличила ввоз опиума в Китай истине не соответствует – товара ввозилось примерно столько же.

Только место представителей Компании, хорошо умевших находить общий язык с китайскими чиновниками и уважительно относившихся к китайским обычаям, заняли многочисленные жадные торгаши, не настроенные ни делиться с партнёрами, ни уважать чужие обычаи. Во многом именно это и спровоцировало жёсткий ответ цинских властей.

Вести из Китая до Британии в ту пору шли 4-5 месяцев. Поэтому о событиях в Кантоне в марте 1839 года английская публика узнала из публикаций в «Таймс» (которая с тиражом в 38 тысяч была самой влиятельной газетой тогдашней Британии – пятёрка ближайших конкурентов имела суммарный тираж в 18 тысяч) 1 августа 1839 года.

Вопрос об опиумной торговле с Китаем не был новым для британской читающей публики. Ещё в конце XVIII века знаменитый Эдмунд Бёрк называл её «огромным позором для британцев в Индии». А в начале XIX столетия известный педагог Арнольд назвал навязывание опиума Китаю «самым большим из возможных национальных грехов» Британии.

Регулярно осуждалась данная торговля и церковными деятелями. Священник Элджернон Фервелл в мае 1839-го опубликовал гневный памфлет «Его Гнусность Опиумная торговля с Китаем».

События в Кантоне сделали опиумную торговлю одной из центральных тем дискуссий в обществе. Вслед за сообщениями из Кантона британского представителя Чарльза Эллиота последовали петиции торговцев к правительству с требованием возмещения ущерба (астрономическая по тем временам сумма в 2 миллиона фунтов), статьи в газетах, целый ряд памфлетов.

Против опиумной торговли, оперируя соображениями морали и активно используя термин «торговцы смертью», выступали церковь, чартисты, и оппозиция тори-пилитов во главе с бывшим премьер-министром Робертом Пилем. Но они оказались в явном меньшинстве.

Антикитайская компания во многом режиссировалась находившимся в Лондоне Уильямом Жардином, которому вместе со своим торговым партнёром Джеймсом Мэтисоном принадлежала большая доля в опиумной торговле (будущий торговый дом «Жардин-Мэтисон»). Мэтисон писал своему партнёру о необходимости «обеспечить отстаивание нашей позиции газетами», а также нанять «нескольких литераторов», дабы они представили эту позицию «в наиболее краткой и запоминающейся форме». При этом Мэтисон разумно указывал, что публике надо объяснить, что дело вовсе не в опиуме.

Сам Жардин написал ряд статей, подписанных «британский торговец из Кантона», а в начале 1840-го позиции «опиумного лобби» были сформулированы одним из ведущих публицистов той эпохи Сэмюэлем Уорреном (нанятым Жардином по совету Мэтисона) в ярком памфлете «Опиумный вопрос».

Уоррен объяснял, что ничего противозаконного в торговле опиумом нет, что этот бизнес «прямо и косвенно санкционирован властями страны». «Разве мог какой-нибудь уважаемый по всему свету британский торговец, в течение четырёх десятилетий торговавший тем, чего жаждали покупатели, честно отчитываясь перед Компанией и платя должные суммы в казну, представить, что его ославят как контрабандиста? И почему? Только из-за названия товара, которое не по нраву отдельным моралистам».

23 октября 1839 года «Таймс» опубликовало большое, как бы мы сейчас сказали, журналистское расследование, описывающую как власти Индии управляли торговлей опиумом – «приходиться признать, что она по существу представляет собой акционерное общество с государственным участием».

Опиум «охотно потребляется китайцами», и доходы от него играют большую роль в доходах британского правительства Индии. Отказ от торговли опиумом создаст такую брешь в индийском бюджете, что экономика Индии просто рухнет, что потянет за собой крах компаний, связанных с восточной торговлей, уже в самой Британии.

К тому же, не следует забывать и о законах свободного рынка. Китайцы хотят покупать опиум, так что даже если британцы откажутся его им продавать, британских торговцев просто заменят торговцы из других стран, прежде всего из США.

Опиум Уоррен сравнивал с бренди или шампанским – всем известно, что злоупотребление данными продуктами приводит к печальным последствиям. Но неужели кто-то, кроме самых упёртых моралистов, которым «очевидно нечем заняться после отмены рабства», будет всерьёз требовать запрета ввоза в Британию из Франции коньяка и шампанского?

Надо отметить, что подобное сравнение было широко распространено в обществе, опиум в то время был довольно популярным обезболивающим, успокоительным и снотворным средством. Поэтому многие полагали, что утверждения китайцев о каком-то особом вреде опиума голословны и на самом деле у них совсем иные причины.

Один из членов Индийского Совета заявил «Таймс», что он 9 лет проработал политическим агентом в Бенаресе (одном из центров производства опиума) – «и не видел ни одного примера испорченного здоровья среди людей, проводивших на фабриках среди паров опиума по 12 часов в день».

Во многих петициях торговцев указывалось, что настоящая причина – в оттоке из Китая по причине опиумной торговли серебра, «истинного идола китайцев».

Именно издевательство китайцев над британскими торговцами, уничтожение ими британского товара, унижение британского флага – это было для рядового британца главным смыслом произошедшего на другом конце планеты. И опиум тут не главное.

От правительства требовали восстановить британскую честь и престиж нации.

Уоррен в своём памфлете ярко описывал издевательства китайцев над британскими торговцами и их семьями и вопрошал – «Во имя драгоценной для каждого из нас чести и славы старушки Англии я спрашиваю наших властителей, почему эти дикие, самоуверенные варвары до сих пор не поражены громом и блеском нашей артиллерии?».

Настала пора Королевскому Флоту покончить с «древними глупостями», в плену которой пребывают китайцы, и заставить их по-новому взглянуть на тех, «кого они считают малозначительными варварами».

В пользу опиумной торговли, хотя и с оговорками, высказался даже «апостол фритреда» Роберт Кобден. Мотивы у него были идеологические – «В современном мире инвестиций и торговли Китаю и Японии не может быть дозволено оставаться изолированными, в любом случае свободная торговля является кровью всеобщего мира, благосостояния и достоинства, даже распространения христианства».

Благодаря посредничеству молодого депутата-вига Джона Абеля Смита Жардин смог встретиться с всесильным министром иностранных дел Пальмерстоном. Виконт выслушал торговца благожелательно, с интересов воспринял его идеи о том, как надо воевать с Китаем (и затем использовал их в ходе войны), вот только просьбы о компенсации из казны отверг.

«Таймс» ознакомила публику и с позицией китайских властей. 7 августа 1839 года она опубликовала письмо уполномоченного Линя королеве Виктории. «Порок распространился далеко и широко, и мы намерены покончить с этим вредоносным наркотиком». От королевы требовалось запретить производство опиума по всей Британской Империи.

Текст был выдержан в духе традиционного отношения Поднебесной к «варварам» и скорее произвёл на публику отрицательное впечатление, лишний раз продемонстрировав неадекватность китайских властей.

Осенью 1839 года британская эскадра отправилась к китайским берегам. В инструкциях Пальмерстона командовавшему ею контр-адмиралу Джорджу Эллиоту говорилось, что «Правительство Её Величества никоим образом не оспаривает право китайских властей запрещать импорт опиума в свою страну», и конфисковать любую контрабанду.

Но данное право должно осуществляться беспристрастно и последовательно, на основании законов, а не прихоти отдельных чиновников и по отношению только к английским торговцам.

Таким образом, целью экспедиции является отплатить за «несправедливое унижение», получить компенсацию за уничтоженную собственность, и создать для отношений с Китаем «новый долгосрочный фундамент».

В марте 1840 года оппозиция во главе с Робертом Пилем трижды поднимала вопрос о китайской экспедиции в палате общин.

7 апреля баронет Джеймс Грэхем, бывший и будущий Первый лорд Адмиралтейства, известный либеральный реформатор, внёс резолюцию об отзыве экспедиции.

Представляя резолюцию, Грэхем пространно говорил об «ошибочном курсе правительства», который и привёл к нынешнему кризису – именно действия правительственной администрации за 5 лет «уничтожили торговлю, процветавшую столетие» и вдобавок «погрузили страну в войну, победа в которой не принесёт нам славы, но поражение станет нашим позором».

От правительства Грэхему оппонировал военный министр, которым в тот момент являлся знаменитый писатель, политик и оратор Томас Маколей. Признавая, что в действиях администрации могли быть ошибки и просчёты, он отстаивал правильность текущей политики правительства. К тому же, ошибки и просчёты во многом следствие недостатка информации о Китае, вызванного закрытостью этой страны, с которой пора покончить.

Маколей прямо сравнивал случившееся в Кантоне с событиями вековой давности, ставшими ключевыми в завоевании британцами Индии – «Чёрной дырой» Калькутты и битвой при Плесси. «Если бы лорд Клайв ждал инструкций из Лондона, у нас не было бы нашей империи в Индии».

Разумеется, китайское правительство имеет полное право ограничивать торговлю опиумом, но у него нет никакого права захватывать «наших невинных сограждан и оскорблять нашего Суверена в лице его представителя».

По словам военного министра, Великобритания начала эту войну, чтобы её подданные могли всегда быть уверены, что «наш победоносный флаг защитит их повсюду… и какими бы океаны и континенты не отделяли их от нашей страны, она не позволит ни единому волоску с их головы упасть безнаказанно».

В этом контексте в речи Маколея прозвучало и сравнение британцев с римскими гражданами – сравнение, которое десятилетие спустя популяризирует в массах лорд Пальмерстон.

«Во имя не только английской чести, но и английского милосердия… мы обязаны ответить на такие возмутительные преступления решительными мерами, которые заложат прочный фундамент мира, одинаково выгодного Англии и Китаю» – заключил военный министр.

В ходе дебатов стороны озвучивали все те же аргументы, которые ранее были представлены на страницах газет. Оппозиция говорила о морали. Сидней Херберт сказал, что эта «война без каких-либо оснований», в попытке «поддерживать торговлю, которая… позорит британский флаг».

На второй день дебатов одну из первых своих речей, заставивших обратить на него внимание, произнёс 31-летний Уильям Юэрт Гладстон. Он выступил против «войны, несправедливой с самого начала, которая покрывает нашу страну несмываемым позором». Отвечая на тезис о «защите британской чести» он заявил, что о какой чести может идти речь, если британский флаг в этой ситуации оказывается «пиратский флаг, которым прикрывают бесстыдные деяния».

Гладстон заключил, что раз торговля опиумом является незаконной с точки зрения китайских законов, то китайцы имеют полное право реализовывать свои законы на своей земле, в том числе и изгонять преступников, и конфисковать их собственность.

Сторонники правительства всё так же упирали на соображения национального престижа и свободу торговли.

Премьер-министр лорд Мельбурн указывал, что «опиум менее вреден чем джин, и только сами китайцы виноваты, что они злоупотребляют его курением», и отказ британцев продавать опиум китайцам ничего не даст – раз есть спрос, то найдутся и те, кто его удовлетворит, прежде всего американцы.

Известный путешественник Джордж Томас Стэнтон, работавший на Ост-Индскую компанию в Китае, подчёркивал: «Парламент должен помнить, что Британская Империя базируется на престиже. Если оставить безнаказанным оскорбление со стороны Китая, это серьезно скажется на всей системе».

Завершил трёхдневные дебаты Пальмерстон. Начал он с выражения удивления странной позицией господ из оппозиции, почему-то возлагающих на британское правительство ответственность за «сохранение морали китайцев». Китайцы покупают что хотят – британцы им продают.

Министр иностранных дел цинично заметил, что «никто в здравом уме не может поверить в оправдания китайских властей о неких моральных принципах» – очевидно же, что китайцы пошли на конфликт в попытке изменить складывающийся не в их пользу торговый баланс.

Уполномоченный Линь совершил акт «вопиющего беззакония против британских торговцев, идущий вразрез с британскими законами и международным правом». Это «ничуть не лучше чем грабёж». И не столь важно, что именно отобрали у вас в ходе грабежа.

Поэтому Британия намерена заставить Китай заплатить за «изуверские действия в Кантоне», и от имени всего международного сообщества открыть Китай для свободной торговли.

Голосование принесло победу правительству, пусть и незначительным большинством – 271 голос против 261. Война продолжилась до победного конца.

Источник