В минувшую среду, 8 октября, в Хабаровске создан комитет по сохранению наследия и подготовке к празднованию 100-летия Георгия Пермякова (24 ноября 1917 — 2005) — хабаровского краеведа и востоковеда, переводчика последнего китайского императора Пу И — находившегося в советском плену с 1945 по 1950 годы. В общественный комитет вошли краеведы, эмигранты, издатели и журналисты.

Уроки рисования

В этот же день, в краевой столице, в Арт-подвальчике по ул. Муравьева-Амурского, 17, открылась выставка «Пять лет с императором Пу И», где представлены подлинные рисунки из личного архива Георгия Пермякова. Точнее это отдельные страницы иллюстрированного словаря китайского языка, который он сам составлял и рисовал, начиная с 17 лет. То есть, рисункам уже ровно 80 лет! Есть тут и работы других авторов, с которыми по службе пришлось сталкиваться переводчику Пермякову.

Так, один из членов императорской семьи Пу И в 1945 году, когда все они находились в плену в Хабаровске, откликнулся на предложение Пермякова сделать иллюстрированный этнографический словарь Китая (одной из причин такой занятости пленных было отвлечение от мыслей о суициде, хотя у Пу И такая попытка в Хабаровске была).

Рисовали словарь пять лет, столько, сколько император с семьей и сопровождавший его небольшой императорский двор был в Хабаровске, до выдачи их Китаю. К примеру, Жунь Ци — муж третьей сестры Пу И — императрицы Вань Жун — сделал много бытовых зарисовок из китайской жизни.

В архиве Пермякова сохранилось и несколько тетрадей, которые он делал под запись по рассказам Пу И и его брата Пу Цзе (часть из них, к примеру биография Пу И, записанная Пермяковым, была доставлена лично главе государству Сталину в 1945 году). Но самой ценной частью из документов Пермякова являются очерки о Китае, написанные собственноручно Пу И, и им же проиллюстрированные. Но откуда у Пермякова дар к языкам? Где он его выучил?

Его звали Еголи

Отец Пермякова был золотопромышленником. После революции в России, подвергшись гонениям, уехал вместе с семьей в Китай.

Семья Пермяковых из четырех человек выехала из буферного государства — Дальневосточной Республики (ДВР), из Никольск-Уссурийского, где и родится Георгий — в Северный Китай в 1921 году. Сначала жили в Тяньцзине, потом, с 1927 года, в Харбине.

— Отец имел дар к языкам от природы, — рассказывает дочь Георгия Пермякова и прямая наследница Алла Сумская. — Уже в 4 года он общался с китайскими детьми прямо на улице, в Китае. Поэтому восточный язык для него был почти как родной. Он ходил в китайскую школу, там его звали Еголи, так как китайцы имя Георгий выговорить не могли.

С 15 лет Георгий Пермяков стал учить еще и японский язык. Он очень интересовался культурой Дальнего Востока, не только российского.

— Еще он рисовал. А по настоянию матери шесть лет играл на скрипке, потом правда забросил, — продолжает его дочь. — Играл неплохо на пианино. Но считал: надо заниматься одним делом, чтобы достигнуть успеха. Закончил китайский факультет Восточного института в Пекине. Прекрасно владел английским, а всего шестью иностранными языками. Был лингвистом, переводчиком высшей категории японского и китайского.
Несмотря на свою одаренность, повторял, что надо еще иметь и «свинцовую попу». Поэтому вставал в 5 утра, и каждый день занимался физическими упражнениями, и только потом садился работать — допоздна. Он говорил: «У меня не было ни одного выходного за всю жизнь».

Китайский бог

По словам Анны Сумской, работа отца на советскую власть началась тоже в Китае. Так получилось, что он ходил в библиотеку советского Генконсульства в Харбине, читал там газеты на русском языке. Его заметили. Спросили: «Вы знаете китайский?» Он скромно ответил: «Я китайский бог!» И его экзаменаторы стали его учениками.

— В 1939 году он стал сотрудником Генконсульства СССР в Харбине, потом преподавателем, — говорит его дочь Алла Сумская. — Ему поручали сложные, засекреченные переводы. А в 1945 году, МИД его пригласил в Хабаровск. Он стал работать с военнопленными генералами, а потом его привлекли и для работы с императором Пу И.

Через год Пермякова хотели перевести от императора, но Пу И настоял, чтобы переводчика оставили, так как был ему почти как друг.

Сам Пермяков вспоминал: «За пять лет работы в органах я был переводчиком на нескольких громких процессах: семеновский (1946 г.), токийский (1946-48 гг.) и хабаровский бактериологический (1949 г.). Неполных пять лет — с декабря 1945-го по август 1950-го я работал переводчиком и учителем русского языка последнего китайского императора Пу И. Наблюдения и записи тех лет легли в основу книги «Император Пу И: Пять лет вместе». Это произведение было опубликовано в тихоокеанском альманахе «Рубеж» в 2003 году во Владивостоке, но отдельной книгой не издавалось.

Дядя Жора — Потиргаз

Георгий Пермяков — в полной мере так и не успел реализовать свой писательский талант. Его первая повесть под псевдонимом Г. Ланин «Синий тарантул» — о деятельности «Главурана», одна из самым раритетных. Из объявленного тиража в 90 тыс. экземпляров, напечатана была лишь четверть завода в Амурском книжном издательстве (Благовещенск) в 1957 году.
Вторая — «Красная маска» (о шпионах и деятельности НИАЛа — Научно-исследовательского института алмазов) — сначала публиковалась в газетах «Молодой дальневосточник» (Хабаровск) и «Амурский комсомолец» (Благовещенск) в 1957-58 годах. Однако и тут, не обошлось без цензуры.

В публикации «Молодого дальневосточника», из-за резкой критики, редакция сократила конец и оставила открытый финал повести (крупный международный разведчик майор Бэл, по кличке «Кровавый пес», сбежал!) И только в 1963-м вышло продолжение, уже отдельной книгой — «Остров алмазов».

Автор очень гордился, что благодаря его рассказам, которые публиковались в газете, повышался ее тираж. И считал, что имеет право носить кличку — Дядя Жора — Потиргаз — повышатель тиража газеты.

Вся гостайна

Как записано в списке советской цензуры «Запрещенные книги русских писателей и литературоведов 1917-1991»: вероятная причина изъятия «Синего тарантула» — разглашение государственных секретов, автор повествует «о деятельности «Главурана», поисках урановых руд и добыче сырья для военных целей и атомной промышленности, разоблачении японских шпионов, методах работы сотрудников КГБ.

Правда, кто читал шпионские книги Пермякова, вряд ли мог подумать, что упомянутые им учреждения существовали на самом деле. Да и большинство расследовательских методов, описываемых Пермяковым, в то время — из области фантастики! Вымышленные и герои, и химические вещества, и приборы, и даже города (разве что Вилюйск проскочил).

Прозаик и редактор отдела очерка и публицистики журнала «Дальний Восток» Виктор Ремизовский уже в предисловию переизданной книги «Синий Тарантул» в 2013 году в издательстве «Престиж Бук» пишет: «Фантастом Пермяков стал поневоле». Из-за подписки о неразглашении «человек переполнен информацией, но вынужден был молчать…», и тогда-то он (тут Ремизовский цитирует уже Пермякова) и «сориентировал себя на детективы и фантастику, но не вписался в партийно-писательский коллектив…» Вот вам и вся гостайна!

Пермяков крайне ревниво относился к замечаниям редакторов, встречая в штыки любую реплику. В одной из своих архивных папок, названной «Садизм» и разосланной многим знакомым, он вспоминал с обидой: «Bс. H. Иванов и я — Г. Пермяков — ходили в Союз писателей Хабаровска и его журнал примерно с 194… Там были дарованья и бездари. Из-за войны, 1941-45, образованье малое. На пятницах нас громили, чуть не до расстрела. Особенно садизмила Шестачиха (Юлия Шестакова)».

Историк и публицист Владимир Иванов-Ардашев рассказал, что с Георгием Пермяковым они жили рядом, буквально через три дома, но долгое время не могли встретиться (Пермяков не принимал!), зато стали переписываться — отправлять друг другу письма по почте. Иногда отправитель Пермяков их даже не заклеивал, видно страх в нем сидел еще со сталинских времен. Так прошло три года! Потом вышла книга «Эхо русского зарубежья», куда вошла часть переписки, а сами письма сданы в Хабаровский краевой госархив (фонд Р22-04).

— Уже при встрече, он меня сразу узнал, хотя и сказал: «Не люблю бородатых!» — замечает прямоту характера в Пермякове Владимир Иванов-Ардашев. — А я его тогда спросил: Знал ли он писателя-фантаста Альфреда Хейдока, который воевал на стороне белых в Гражданскую войну, потом бежал в Китай, и одно время жил в Харбине? Пермяков весело вспомнил: «А, это тот, который с бородой! Однажды пришел к нам в гости, я когда его увидел — испугался, потому что не люблю бородатых и… козлов…» — то ли пошутил, то ли сказал всерьез хозяин дома.

Ни званий, ни наград

Георгий Пермяков обладал энциклопедическими знаниями и, как вспоминали в отделении союза писателей СССР, какою-то тайной. Как рассказывала Анна Павловна Пермякова, ее муж имел звание, что-то вроде подполковника МВД. Но оказалось это не так. Он не имел вообще ничего.

Уже на выставке «Пять лет с императором Пу И» редактор Виктор Ремизовский заявил: «Я считаю, что это тот человек, который недополучил благодарность общества за свой труд!»
К Георгию Пермякову он ходил даже на уроки китайского языка, в среднюю школу №62 в Хабаровске. А его знакомство с Георгием Георгиевичем началось тоже с переписки, и только через полгода он пригласил его в гости. Завязалась дружба.

— Я помню, как Георгий Георгиевич приехал уже к нам домой, в гости, — вспоминает Виктор Ремизовский. — Была холодрыга, ранняя весна, но Пермяков зашел к нам в одном костюме. Моя супруга расстаралась, накормила его фаршированной щукой, он был доволен. И потом долго еще вспоминал о щуке и передавал приветы супруге.

По словам Виктора Ремизовского, Пермяков был действительно писатель, но в Союз писателей СССР его так и не приняли.

— Я родился в Харбине (ударение на последний слог, так «фирменно» произносят именно эмигранты. — Прим. авт.), в 1935 году, но с Георгием Пермяковым познакомился в Хабаровске в 1994 году, — говорит русский харбинец — эмигрант, ныне хабаровчанин Сергей Кунцевич. — Мы вспоминали, «гуляли» по Харбину. Я думаю, что многие китайцы не знают так китайский язык, как знал его Пермяков.

По словам Сергея Кунцевича, во время двоевластия в Китае, в 1945 году, Пермяков, между прочим, был замначальника штаба обороны Харбина, но никаких наград у него за это не было.
— Военную пенсию ему тоже не назначили, у него оказалось всего 7 лет трудового стажа (он писал в КГБ, но оттуда пришел ответ, что он был добровольцем), и званий воинских не было никаких, — продолжает Кунцевич. — А по выписке из МИДа, он всего 1,5 года работал в советском Генконсульстве в Харбине, на ул. Яоцзин, 22. И только тогдашний губернатор Хабаровского края Виктор Ишаев выписал ему персональную доплату, к 80-летию, в 1997 году.

Так он скромно и жил.

Тетради памяти двух государств

— Через три года будет столетие отца — Георгия Пермякова, у нас сохранилась много его рукописей и документов, — говорит дочь Алла Сумская. — Есть очерки о Китае императорского брата Пу Цзе в 2-х толстых тетрадях и зарисовки о последнем японском губернаторе префектуры Карафуто Южного Сахалина (части территории острова с 1905 года до аннексии Южного Сахалина СССР в 1945 году) Осио Тоцу в 5-ти тетрадях.

По ее словам, теперь нужен переводчик с классического старо-китайского [система записи вэньянь, отменена в Китае после студенческого движения 4 мая 1919 года. — Прим. авт.] на современный китайский [система байхуа — Прим. авт.].

— Требуется совершенно особенное чутье переводчика, чтобы находить в каждом случае самое удачное соответствие, — продолжает она. -. Это тот случай, когда у одного иероглифа может быт много значений. К тому же, это должен быть человек увлеченный, которому все было бы интересно. Но пока таких я не знаю…

Думается, наследие Георгия Пермякова не только следует перевести на китайский, а потом и на русский, но и достойно издать. Это наша история. Тем более, что с Китаем у нас теперь самые хорошие отношения, как в политическом, так и в экономическом планах. Надо вспомнить и не менее славную историю начало дружбы двух государств.

Источник