После многих лет некомпетентного управления экономикой и политических распрей Венесуэла сегодня охвачена глубоким политическим, экономическим и гуманитарным кризисом. Отчасти это связано с несостоятельностью модели ее отношений с Китаем, построенных на принципе «займы в обмен на нефть». Но, несмотря на это, китайское правительство ограничилось скупыми комментариями по поводу тяжелой ситуации в Венесуэле, в то время как некоторые внешние игроки, в том числе соседние латиноамериканские государства, стараются привлечь внимание к роли Пекина в сложившемся кризисе.

Подобное пренебрежение к проблеме кажется странным и ошибочным, особенно с учетом активного партнерства Китая с Венесуэлой в экономической и дипломатической сфере. Причина этого упущения связана с главным принципом китайской внешней политики — невмешательством во внутренние дела других стран, недемократичностью политической системы самой КНР и утверждениями Пекина о взаимовыгодном характере отношений, которые он выстраивает с другими развивающимися странами. Cочетание всех этих факторов привело к оглушительному молчанию Пекина относительно своей роли в преодолении кризиса демократической системы управления в Венесуэле.

Сейчас уже поздно задаваться вопросом, может ли и должен ли Пекин — как по принципиальным соображениям, так и исходя из практических национальных интересов Китая — прилагать больше усилий, чтобы помочь Венесуэле выйти на устойчивый путь развития. В конечном счете причастность Китая к всеобъемлющим потрясениям, переживаемым Венесуэлой, и его реакция на эти события иллюстрируют целый ряд общих экономических и дипломатических проблем в отношениях Пекина с другими развивающимися странами мира, которые, несмотря на свои природные богатства, оказались в глубоком кризисе.

Истоки нынешнего кризиса в Венесуэле следует искать в обострении внутриполитической и социальной ситуации, произошедшем не без помощи президента Уго Чавеса, а также в учиненной им политизации государственной нефтяной компании Petróleos de Venezuela S.A. (PDVSA). С 2013 года, когда Чавес скончался от рака, а его преемником стал Николас Мадуро, одержавший трудную победу на выборах, социально-политический конфликт в Венесуэле становится все более напряженным, а государственное управление — все менее эффективным.

Начавшееся в 2014 году резкое снижение цен на нефть вызвало полномасштабный кризис в экономике страны, зависящей от нефтяных доходов. В 2017 году Венесуэлу знают как государство с дефицитом всего — от туалетной бумаги и лекарств до валютных резервов — и все чаще ассоциируют с уличными демонстрациями и насилием. Хотя прошло всего десять лет с тех пор, как Чавес осуществлял программу «боливарианской революции», подкрепленную ценой в 120 долларов за баррель нефти, сегодня в Венесуэле не осталось и следа от головокружительных надежд того времени. Теперь страна воспринимается как политический изгой и экономический калека.

Апогей политического влияния Чавеса в первом десятилетии XXI века совпал по времени с резкой активизацией действий Пекина по развитию коммерческого и дипломатического сотрудничества с Каракасом. Однако, когда после смерти Чавеса Венесуэлу охватил кризис, в центре большинства дискуссий о том, как извне помочь Каракасу провести необходимые реформы, оказывался не Китай, а соседи Венесуэлы в Западном полушарии и многосторонние региональные структуры, особенно Организация американских государств (ОАГ). Решительнее и четче других на эту тему высказывается генеральный секретарь ОАГ Луис Альмагро.

В частности, не так давно он откровенно заявил: «Легитимной демократической власти [в Венесуэле] больше нет, ее правительство выбрало путь авторитаризма и репрессий, чтобы... остаться у руля». Но с учетом того, что усилия региональных и других международных организаций по налаживанию сотрудничества с Венесуэлой не приносят заметных результатов, а также в свете масштабного взаимодействия Китая с Венесуэлой по модели «займы в обмен на нефть» роль Пекина необходимо понять и проанализировать более тщательно.

За последние десять лет Китай стал для Венесуэлы главным источником внешнего финансирования: он предоставил нефтезависимой экономике более 60 млрд долларов кредитов в обмен на нефть и еще несколько десятков миллиардов — в форме других контрактов и инвестиций. Венесуэла является крупнейшим получателем китайских государственных займов не только в Латинской Америке, но и во всем мире. В этой связи вряд ли стоит удивляться тому, что освещение роли Китая в Венесуэле СМИ и ее анализ специалистами по финансовым рынкам касается двух вопросов: будут ли китайские государственные банки и дальше помогать Каракасу столь необходимыми ему кредитами и сможет ли Венесуэла погасить задолженность долгосрочными поставками нефти в Китай. Этот узкий фокус на сотрудничестве по модели «займы в обмен на нефть» лишь подчеркивает отсутствие дискуссий по вопросу о роли и ответственности Китая в связи с нынешними затруднениями Венесуэлы, включая и возможное участие Пекина в попытках преодоления кризиса на региональном и многостороннем уровне.

Это довольно актуальный вопрос: за последние несколько лет стало очевидно, что устойчивость кредитных отношений Китая с Венесуэлой в длительной перспективе вызывает серьезные сомнения. После кризиса 2008 года Венесуэла фактически оказалась отрезанной от мировых финансовых рынков и денежной помощи в целях развития, а китайские государственные кредиты позволяли Чавесу продолжать свою экономическую политику, что в иной ситуации было бы невозможно.

В результате китайские деньги обернулись для Венесуэлы непосильным бременем — как в плане долгов, так и в плане нефтяных поставок. Даже при высоких ценах на нефть были опасения, что Венесуэла заключала неразумные с коммерческой точки зрения соглашения с Китаем ради идеологических и внешнеполитических целей Чавеса. Однако после его смерти и падения нефтяных котировок акцент в этих дискуссиях заметно сместился: речь идет уже о неспособности Венесуэлы обслуживать долг и выполнять свои обязательства по поставкам нефти в Китай. В конечном итоге перед страной встал выбор: объявить дефолт по кредитно-нефтяным соглашениям или продолжать сокращение государственных расходов на социальные и гуманитарные программы ради обслуживания задолженности перед Китаем и другими кредиторами.

Тем временем терпение китайской стороны по отношению к старым приятелям-чавистам заканчивается. Многие детали этого двустороннего партнерства по модели «займы в обмен на нефть» остаются неизвестными, но очевидно одно: как минимум в последние два года поток китайских кредитов — в основном через Китайский банк развития — существенно замедлился. После серии встреч представителей Китая и Венесуэлы в Каракасе в 2016 году один китайский чиновник заявил: «Все согласились, что больше денег вкладываться не будет. <…> Сверху четко дали понять: пусть обанкротятся».

Подобное раздражение резко контрастирует с долгосрочной инвестиционной политикой Пекина по принципу «терпеливого капитала». Также не вяжется это и с эффективной оценкой возможных рисков, которая, вероятно, предшествовала более ранним решениям китайских властей о предоставлении столь объемных займов Венесуэле, несмотря на явные признаки рискованности такого шага с экономической и политической точки зрения. На деле раздражение Пекина в отношении Каракаса подспудно накапливалось уже давно. Даже во времена Чавеса тесные политические связи и масштабные китайские кредиты не обернулись инвестиционными привилегиями в венесуэльской части нефтегазоносного бассейна реки Ориноко и большими объемами нефтяных поставок, на которые рассчитывал Пекин.

Поскольку Пекин выстроил столь тесные — пусть и не безоблачные — финансовые, торговые и дипломатические отношения с Каракасом, пришло время включить «китайскую тему» в общие дискуссии о том, как помочь Венесуэле выпутаться из бедственного положения. Забегая вперед, отметим, что в самом начале этих дискуссий нужно попытаться объяснить, почему Пекин до сих пор, по сути, не участвует в переговорах о помощи сторонних держав при разрешении усиливающегося кризиса в Венесуэле.

Возьмем, к примеру, предполагаемое соответствие между практическими, краткосрочными коммерческими и дипломатическими интересами Китая в этой стране и давней приверженностью Пекина принципу невмешательства во внутренние дела других государств и его заявлениями о солидарности с развивающимися странами на дипломатической арене. Можно допустить, что Пекин расценивает нынешний хаос в Венесуэле как более выгодную ситуацию с точки зрения гарантий выплаты долгов и будущих поставок нефти — не говоря уже о сохранении тесных межгосударственных связей, — чем приход к власти в Каракасе другого правительства, возможно представляющего оппозицию. Если это так, подобные расчеты могут рассматриваться как вполне совместимые с приверженностью Пекина принципу невмешательства и солидарности по линии «Юг — юг».

Аналогичным образом соседи Венесуэлы и международные структуры вроде ОАГ, вероятно, расценивают игнорирование Китаем дискуссий о будущем Венесуэлы как естественное следствие практической, эгоистической заинтересованности Пекина в сохранении статус-кво и вышеуказанных принципов внешней политики КНР. В таком случае эти сторонние участники могут не счесть нужным даже задаваться вопросом о возможной роли Китая во внешних попытках обеспечить перемены в Венесуэле.

Однако оба эти объяснения самоустранения Китая от дискуссий о судьбе Венесуэлы — практические своекорыстные интересы или принципы — не выглядят однозначно убедительными. Если говорить о принципах, Китай изо всех сил старается преподнести отношения с Венесуэлой — и Латинской Америкой в целом — как один из важнейших элементов политики солидарности с развивающимися странами (Югом). Пекин утверждает, что он способствует взаимовыгодным результатам в плане развития и совершенствованию «неадекватного мирового экономического управления» — в отличие от якобы гегемонистского подхода, ассоциируемого с мировым Севером, и прежде всего США. Так, накануне визита председателя КНР Си Цзиньпина в Латинскую Америку в ноябре 2016 года в China Daily была опубликована статья, где отмечалось: «Как государство с формирующейся рыночной экономикой и самая большая развивающаяся страна в мире, Китай всегда стоял на стороне развивающихся стран и должным образом выполнял обязанности, соответствующие его статусу мировой экономической державы».

Однако за заявлениями Пекина о принципиальной приверженности невмешательству и солидарности по линии «Юг — юг» кроются более сложные реалии. Во-первых, Китай, возможно, постепенно изменит свою позицию невмешательства. Уже не первый год китайское руководство обсуждает, как придать этой политике больше гибкости с учетом имеющихся у страны глобальных интересов и изменчивости международной обстановки. Этот процесс — проявление изменений в сфере коммерческих и дипломатических рисков (а также и возможностей), с которыми сталкивается Китай.

Подобная эволюция взглядов может отчасти объясняться готовностью Пекина открыто вступать в диалог с оппозиционными партиями в целом ряде стран, включая Венесуэлу. Более того, несмотря на все заявления о взаимовыгодности дипломатии Китая по линии «Юг — юг», богатые сырьевыми ресурсами страны Латинской Америки, Африки и других регионов уже давно обеспокоены новыми формами экономической зависимости — теперь уже от Пекина. Удачнее всего это ощущение тревоги выразила бывший президент Бразилии Дилма Русеф, заявив о необходимости расширить отношения с Китаем «за пределы взаимодополняемости экономик».

С точки зрения материальных эгоистических интересов, с учетом предоставленных Каракасу кредитов и инвестиций, не говоря уже о значении венесуэльской нефти для энергетической безопасности КНР, у Пекина есть масса причин стремиться к тому, чтобы Венесуэла вышла на более устойчивый путь хотя бы в плане управления экономикой, и особенно нефтяным сектором. Похоже, Венесуэла уже находится в состоянии фактического дефолта по части китайских кредитов — она в лучшем случае способна выплачивать только проценты. Если все действительно так и Венесуэла не поставляет Китаю нефть в тех объемах, на которые он рассчитывал, логических оснований поддерживать сохранение статус-кво у Пекина гораздо меньше, чем предполагает большинство аналитиков.

Конечно, ни венесуэльские, ни китайские официальные лица не заявляют об этом дефолте публично — это имело бы взрывоопасные политические последствия — и не признают, что статус-кво не устраивает ни одну из сторон. Напротив, в течение нескольких лет китайские официальные круги считали, что сохранение нынешней ситуации лучше всего обеспечивает защиту экономических и дипломатических интересов страны в их узком понимании. Но с учетом вышеупомянутых тенденций существование этой модели в среднесрочной и долгосрочной перспективе отнюдь не гарантировано. Модель «займы в обмен на нефть» уже давно стала несостоятельной, и это может стать почвой для дискуссии о новом формате взаимодействия Пекина с Каракасом.

В последние годы противоречия между материальными, корыстными интересами Китая и принципиальной логикой его дипломатической линии в отношении развивающихся стран усиливаются. Китайская официальная внешнеполитическая доктрина мирного развития — с акцентом на так называемые взаимовыгодные, взаимодополняющие отношения — долгое время провозглашала: когда речь идет о сотрудничестве Пекина с богатыми сырьем развивающимися странами вроде Венесуэлы, экономическое развитие и стабильность идут рука об руку. Но этой идеи уже недостаточно — даже в смысле способности Китая играть собственную, все более сложную глобальную роль, ограничиваясь расплывчатыми фразами о надеждах на сохранение стабильности в странах, переживающих экономический кризис и коллапс госуправления или демократического режима. В случае с Венесуэлой китайская концептуальная и политическая парадигма дала сбой. Экономический контроль и социальная стабильность неразрывно связаны с другими аспектами управления государством и с политикой как таковой.

Ключевая проблема Венесуэлы — крушение демократической системы правления. В конце концов, суть критики со стороны ОАГ — это прямые и четкие заявления о том, что Каракас нарушает региональные стандарты демократии. Кроме того, недавние предложения Мадуро созвать конституционную ассамблею, чтобы переписать основной закон страны, вызвали резкую критику в его адрес со стороны соседних государств, в частности Аргентины, Бразилии и Чили. Они заявили, что подобный шаг был бы равносилен государственному перевороту и означал бы окончательный переход к авторитаризму.

Пекин, в свою очередь, возможно, уже отходит от жесткой приверженности политике невмешательства и все больше осознает, что практические национальные интересы Китая могут потребовать новых форм участия или диалога по спорным внутриполитическим вопросам, связанным с государственным управлением в других странах, в том числе и в Венесуэле. Но даже если подход Китая меняется именно таким образом, остаются важнейшие и непростые вопросы: как это участие будет выглядеть на практике и как его воспримет международное сообщество, не говоря уже о самих китайцах?

Китаю очень трудно понять, чтó следует считать эффективным управлением в специфических условиях зарубежных государств, особенно если дело касается внутренней политики развивающихся стран. Насколько реалистично ожидать, что Китай выскажется по вопросу о форме и характере демократической системы Венесуэлы, и насколько это было бы желательно? В конце концов, сам Китай — отнюдь не демократическое государство. Более того, сторонники так называемых китайских моделей развития и государственного управления утверждают, что Пекину удалось создать успешную альтернативу западному либерализму. Насколько легитимным было бы участие Китая в дискуссиях о крушении демократии и ее альтернативах в стране вроде Венесуэлы? Подобные вопросы и противоречия говорят о возможной ограниченности участия Китая и в целом его роли в качестве одного из мировых лидеров.

Это, однако, не исключает более открытого обсуждения того, что еще Пекин может и должен сделать сейчас. В качестве отправной точки необходимо сосредоточиться на тех вопросах государственного управления, которые имеют важное значение для Венесуэлы, Китая и международного сообщества, в том числе о приемлемом уровне задолженности, проблемах нефтяного сектора и охране окружающей среды. Сейчас Венесуэла — наиболее яркий пример страны, чья задолженность Китаю непосильна, и это в конечном итоге оборачивается высокими издержками для обеих сторон.

В целом же инициативы Китая в сфере развития в его собственном регионе уже вызывают озабоченность относительно «долгового рабства». Следовательно, Китай может и должен вместе с соседями Венесуэлы и международными организациями искать способы по смягчению нынешнего кризиса, тем самым создавая прецедент для собственной кредитной политики в других регионах мира. В том, что касается управления нефтяным сектором, имело бы смысл рассмотреть возможные многосторонние шаги, призванные обеспечить соответствие между добычей и использованием венесуэльской сверхтяжелой нефти с одной стороны и усилиями Китая и мирового сообщества по борьбе с последствиями изменения климата — с другой.

Пекину стоит также подумать о целесообразности сотрудничества с международными организациями региона, с которыми у него уже налажены прочные рабочие отношения: например, Межамериканским банком развития, Латиноамериканским банком развития (CAF) со штаб-квартирой в Венесуэле и даже Экономической комиссией ООН для Латинской Америки и Карибского бассейна или другими ооновскими структурами. Эти институты могли бы совместно обсудить, какой должна быть конструктивная роль Китая в многосторонних усилиях по выводу Венесуэлы на устойчивый путь экономического развития в краткосрочной и среднесрочной перспективе. Пока ни одна из этих организаций не играет столь заметной роли, как ОАГ, но с учетом их узкого экономического профиля они могли бы стать более удобной многосторонней площадкой для активного и конструктивного участия Китая в решении проблем Венесуэлы.

Если же Китай предпочтет сосредоточиться на краткосрочной проблеме существующих и будущих сделок по модели «займы в обмен на нефть» и идеалистических надеждах на сохранение стабильности, это продемонстрирует поверхностный характер его притязаний на любое лидерство в управлении мировой экономикой. Это также перечеркнет все заявления Пекина о том, как способствует развитию его солидарность и дружба со странами мирового Юга, и Латинской Америки в частности. Дальнейшее скатывание Венесуэлы к хаотичному авторитаризму уж точно не сослужит добрую службу интересам и амбициям Китая.

С учетом заявлений китайской стороны о «новой эре» в отношениях между КНР и странами Латинской Америки, не говоря уже об утверждениях Пекина о его важнейшем вкладе в глобальное управление и обеспечение общественных благ в мировом масштабе, пришло время задаться вопросом: что необходимо сделать в будущем в рамках общей роли и ответственности Китая по отношению к Венесуэле и другим развивающимся странам, которые богаты природными ресурсами, но страдают от конфликтов? В ситуации, когда размолвка и прямая конфронтация США с латиноамериканскими соседями при нынешней администрации может усугубиться, власти и граждане Венесуэлы, а также других стран Латинской Америки, вероятно, захотят, чтобы Китай играл более заметную и позитивную роль в их регионе. То же самое можно сказать об отношениях США и Китая с уязвимыми государствами в Африке (Южный Судан), Юго-Восточной Азии (Мьянма) и других регионах мира.

Подобные надежды и требования должны основываться на более высоких ожиданиях и критериях, чем это было до сих пор. Нужно принимать во внимание не только такие вопросы, как соблюдение экологических стандартов и трудовых норм при реализации китайских инвестиционных проектов в сфере добычи полезных ископаемых и строительства плотин, но то, что связано с помощью в преодолении углубляющегося гуманитарного и государственного кризиса в Венесуэле. Из всех государств Латинской Америки именно в этой стране Китай оказал наибольшее воздействие на экономическую ситуацию и несет ответственность за его результаты.

Одним словом, в отношениях с Каракасом Пекину нужно выработать более ответственный подход. Возможно, ситуация в Венесуэле стала для Китая самым трудным экономическим и дипломатическим вызовом в Западном полушарии, однако с такими же затруднениями он сталкивается и будет сталкиваться в отношениях с целым рядом богатых сырьем, но одолеваемых конфликтами развивающихся стран, особенно в Африке и Юго-Восточной Азии. Если перед лицом своей ответственности в отношении Венесуэлы и других стран Китай будет прятать голову в песок, это в конечном итоге не принесет ему пользы.

В 2016 году Фонд Карнеги опубликовал статью «Венесуэла на грани: могут ли другие страны региона ей помочь?». Она завершалась таким замечанием: «Если бы не дипломатическая поддержка и экономическое содействие, которые Бразилиа и Буэнос-Айрес оказывали в последние десять лет… чавизм не удержался бы на плаву и не укрепился бы настолько у власти». То же самое, несомненно, можно сказать и о Китае, поэтому Пекину следует безотлагательно начать активнее и ответственнее сотрудничать с международным сообществом, чтобы помочь Венесуэле и ее народу обеспечить себе лучшее будущее. Более того, при всем значении Венесуэлы она лишь верхушка айсберга проблем, стоящих перед Китаем в его первых попытках играть более важную — и уважаемую — роль на мировой арене.

Мэтт Ферчен — штатный научный сотрудник Центра мировой политики Карнеги-Цинхуа. Его научная специализация — политические и экономические отношения Китая со странами с формирующейся рыночной экономикой. В Центре мировой политики Карнеги-Цинхуа Ферчен руководит программой по изучению экономических и политических отношений Китая с развивающимися странами, в том числе государствами Латинской Америки.