40-летие со дня кончины Мао Цзэдуна в Поднебесной не отмечалось. Председатель КНР, генеральный секретарь ЦК КПК Си Цзиньпин, возглавляющий «пятое поколение» китайских руководителей, о дате не вспомнил, газеты от публикации соответствующих панегириков воздержались.

Впрочем, на родине «Великого кормчего», в прежней деревне, а ныне городе Шаошань (провинция Хунань в Центральном Китае) 9 сентября прошли надлежащие памятные мероприятия: торжественное возложение венков к памятнику, посещение руководителями уездного уровня и представителями общественности мемориальной усадьбы семьи Мао. В наши дни все, связанное с покойным лидером, стало там достопримечательностями, привлекающими поклонников «красного туризма», любителей походов по местам революционной славы.

Информационное агентство «Синьхуа», которое в КНР обычно «уполномочено заявить», с легкой иронией рассказало о том, как первым предприятием частного бизнеса в Шаошани через несколько лет после смерти Мао Цзэдуна стала харчевня пряной хунаньской кухни под вывеской «Мао цзя цай» — «Еда семьи Мао». Теперь у этого ресторанного предприятия 300 заведений по всей стране, и в каждом у входа — бюст Председателя, перед которым, словно перед божеством процветания Фушэнем, стоит символическое подношение — блюдо с фруктами. При случае закажите там любимое кушанье Мао Цзэдуна «хуншао жоу» — «мясо, жаренное до красноты». Эти куски очень жирной, хорошо вытопленной свинины в горшочках дают представление о том, какой виделась вождю счастливая жизнь народа, хотя сам он и осуждал венгерский «гуляшный социализм».

Дом памяти (мавзолей) Мао Цзэдуна на столичной площади Тяньаньмэнь по традиции посетили его родственники, однако их имена в печати не приводятся. Обе дочери Мао — Ли Минь от третьей жены Хэ Цзычжэнь и Ли На от четвертой — Цзян Цин находятся в преклонном возрасте, часто болеют. Ли Минь во время Второй мировой войны жила с мамой в СССР, в Ивановском интердоме, и, судя по воспоминаниям, хлебнула лиху. Ли На, единственная из детей Мао выросшая в относительной близости от него, можно сказать, в полноценной семье, в годы «Культурной революции» (1966-1976) была вожаком буйных хунвейбинов — студенческих отрядов «красных охранников» в Пекинском университете.

Один из старых журналистов рассказывал, как однажды видел ее присевшей на корточках посреди большой университетской клумбы. Девушка у всех на виду справляла нужду, выражая этим актом презрение к условностям и разным там буржуазным цветникам. Когда «культурка» кончилась, Ли На попала в опалу и чуть ли не сидела в тюрьме, а Ли Минь, напротив, вернулась с матерью из ссылки. Сейчас сестры примирились и при встречах в слезах обнимаются.

Скорее всего, совершить ритуальный поклон «коутоу» перед мраморной статуей в холле мавзолея пришел и внук Мао, Синьюй, с семейством. Тоже уже далеко не молодой, мужчина, отягощенный избыточным весом, служит в генеральском чине в политических органах Народно-освободительной армии Китая (НОАК). Мао Синьюй — отпрыск Аньцина, скончавшегося девять лет назад сына Мао от его второй жены Ян Кайхуэй. Лицом политработник весьма похож на деда и не любит читать то, что о нем пишут за рубежом. Кстати, внук дедушку никогда не видел, но воспоминания о нем все же написал.

У Мао Цзэдуна было четыре жены и, по утверждениям сбежавшего на Запад его личного врача Ли Чжисуя, огромное число любовниц и молоденьких наложниц. Но доктор ради повышенного гонорара мог и приврать. Наверное, чтобы избежать нескромных и неудобных вопросов, члены рода Мао от общения с журналистами, особенно иностранными, обычно уклоняются.

Но мы с вами и не будем разбирать сплетни и апокрифы, мы — об уходе Мао и о судьбе его наследия. О том, почему у сохранившихся памятников Мао Цзэдуна сбиты надписи на табличках и почему монументы эти тем не менее стоят около учебных заведений и промышленных предприятий. Высеченный из белого камня человек, обычно в распахнутом долгополом пальто, указывает простертой рукой за горизонт.

Мао умер в год Дракона — в 1976-м. Как и полагается по летописной традиции, его смерть предварила висевшая в небе зловещая комета, а в Таншане, всего в 130 км от Пекина, в апреле произошло мощнейшее землетрясение, погубившее 242 тысячи человек.

Мао Цзэдун (1893-1976) относится к историческим фигурам первого ряда, таким как Наполеон, Сталин, Гитлер... Продлите, если угодно, этот ряд до Александра Македонского, добавьте с некоторыми оговорками Линкольна, Рузвельта и де Голля, хотя они, пожалуй, из другой оперы. Эти вожди в силу загадочного общественного химизма вбирали ожидания и надежды масс, концентрировали их в себе, а затем возвращали взыскующим народам в виде головокружительных идей, зажигательных лозунгов, побуждая человеческие миллионы самозабвенно громить дворцы, идти на войну, совершать подвиги и преступления.

Мы не говорим здесь о заряде, который они сообщали,— положительном или отрицательном. Солдаты, в конце концов, умирали и с именем фюрера. Для полноты картины можно вспомнить и великих лидеров малых государств и народов, компенсировавших нехватку масштаба продолжительностью речей или размахом репрессий.

Но если говорить о Срединном государстве, то любой мало-мальски образованный человек за его пределами в первую очередь припомнит, пожалуй, двух китайцев — Конфуция и Мао Цзэдуна. Хотя по заветам Великого учителя Китай жил (и в определенном смысле продолжает жить) 2 тысячи лет, а цитатники «Великого кормчего» как руководство к массовому действию пережили автора на какой-то месяц (отход от установок Мао, воплощенных в этих красных книжечках, начался еще при его жизни и даже при его участии).

Однако, прежде чем говорить о судьбе «маоцзэдун-идей», нужно, наверное, в нескольких словах (очень смешная попытка, правда) объяснить, в чем они состоят. Говоря кратко, крестьянский сын Мао Цзэдун (его имя значит «Увлажнивший, или Облагодетельствовавший, Восток», как в воду смотрели родители) с юных лет думал о том, как стать во главе Китая и установить в стране Датун — Великое единение, о котором мечтал еще Конфуций. Сугубо эгалитарное прочтение этого понятия привело Мао Цзэдуна к коммунистическому учению.

Вокруг Мао было много сподвижников, в том числе и образованных, целеустремленных, мужественных, преданных делу партии людей. Взять хотя бы премьера Чжоу Эньлая, маршала Чжу Дэ, рабочего руководителя Лю Шаоци, профили которых наряду с Мао Цзэдуном украшали старую стоюаневую купюру. Однако никто из них не персонифицировал в себе власть с такой силой, как Мао. Вот почему, наверное, на современных китайских бумажных деньгах остался только его официальный портрет с характерной бородавкой на подбородке.

В советской историографии было принято считать Мао Цзэдуна редкостным интриганом, благодаря чему, мол, он и возглавил партию и страну. Может, это отчасти и верно (в смысле, что он был прирожденным политиком), но главное, разумеется, не в этом, а в четком видении движущих сил революции и способности их направлять. Придя к руководству компартии Китая в ходе знаменитого «Великого похода» (стратегическое перебазирование вооруженных сил КПК в беднейшие северо-западные районы в 1934-1936 годах), Мао дополнил крестьянскую войну мощной пропагандистской кампанией, создав боеспособную армию и победив врага — коррумпированный режим генералиссимуса Чан Кайши как на театре военных действий, так и на идеологическом фронте. Недаром маоизмом впоследствии бредили многие боровшиеся с капитализмом интеллектуалы — и во Франции, и в Камбодже, и в других местах. Их завораживали простые лозунги — «деревня окружает город», «винтовка рождает власть»...

И действительно, чего мудрить? Если нет вычислительной техники, ядерную реакцию можно просчитать и с помощью 500 бухгалтеров с деревянными счетами (эпизод из китайского фильма «Смешать небо и землю», основанного на реальных событиях). Все же Китай в 1964 году взорвал свою первую атомную бомбу, а в 1970-м — запустил спутник.

Впрочем, надо признать: простота решений, расчет на революционный энтузиазм масс уже после создания Нового Китая неоднократно подводили Мао Цзэдуна, ставшего Председателем с большой буквы (он был председателем и ЦК КПК, и КНР). Население лопатами рыло водохранилище Шисаньлин, в котором не было воды, плавило чугун на задних дворах. На смену рациональному сотрудничеству с Советским Союзом, которое помогло создать промышленную базу и вообще заложить основы современного государства — от ракетостроения до балета,— пришли какие-то фольклорные меры — политика «Трех красных знамен» — сплошной коммунизации вплоть до обобществления кур, «Большой скачок», разваливший экономику, битва с «четырьмя вредителями» — мухами, воробьями, комарами и крысами.

И все это сопровождалось шествиями, песнями и танцами под грохот цимбал и барабанов, лубочными агитками... Жертвами этих затей и последовавшего голода стали миллионы китайцев. Справиться раз и навсегда с политическими противниками Мао решил с помощью массовой кампании — «Великой пролетарской культурной революции», которую при его направляющем участии развернула группа авантюристов во главе с четвертой супругой Цзян Цин, в прошлом — шанхайской актрисой.

Китайские историки тщатся отделить Мао Цзэдуна от этой левацкой группировки, ссылаясь, как обычно в таких случаях, на его неполную осведомленность, коварство пробравшихся в окружение негодяев... Культ личности Мао, начавшийся еще во времена «Великого похода», достиг к этому времени своего апогея. «Великий кормчий», стоя на трибуне Тяньаньмэнь, слабым мановением руки приветствовал миллионные демонстрации съехавшихся со всей страны хунвейбинов, несших бесконечные его портреты, транспаранты с его изречениями. Вся страна пела:

Алеет Восток, взошло Солнце,

В Китае родился Мао Цзэдун.

Он работает ради счастья народа,

Он — звезда, спасающая народ...

Начавшись в сфере искусства, «Культурная революция» вылилась в избиение старых партийных кадров, революционной интеллигенции. Воцарился неимоверный хаос, были замучены, доведены до самоубийства, погибли в междоусобицах еще около 20 млн человек. Стремясь охладить разгоряченных безнаказанностью молодых бунтарей, их построили в колонны и с непременными песнями отправили в деревню, лишив государство целого поколения специалистов. Внутриполитическая борьба выплеснулась наружу — из-за искусственно обостренного пограничного спора произошел конфликт с СССР, едва не переросший в войну между двумя социалистическими державами с возможным применением ядерного оружия.

Но даже десятилетнему хаосу бывает конец. Опять-таки китайские историки утверждают, что сам термин «банда четырех», которым обозначили Цзян Цин и ее ближайших подельников, был тоже предложен Мао Цзэдуном. Вроде на одном из заседаний политбюро в 1974 году он, указывая на Цзян Цин и ее сторонников, крикнул слабеющим голосом: «Да это и впрямь банда! Говорю вам — не нужно создавать «банду четырех»»! Эти утверждения вызывают некоторые сомнения: к тому времени Мао даже с Цзян Цин не смог развестись, хотя вроде и порывался.

При этом Председатель успел поучаствовать в примирении с «американскими империалистами», встретившись в 1972 году с президентом США Ричардом Никсоном. Правда, супруга Никсона откровенно потешалась над забавным стариканом с открытым ртом, казалось, совершенно не понимавшим, что происходит. Но в Китае старость уважают. Дипломатические отношения с США под патронатом Мао Цзэдуна были восстановлены, представители Китайской Народной Республики заняли свои законные места в ООН.

Словно пролагая путь Мао «на встречу с Марксом», из жизни в середине 1970-х ушли самые близкие товарищи — Чжоу Эньлай, Чжу Дэ, «китайский Берия» Кан Шэн. С Лю Шаоци расправились в самом начале «Культурной революции», в 1971 году исчез и пробившийся было в «преемники» военачальник Линь Бяо. Это было легко: вычеркнуть предателя из списков партии — и дело с концом. Надо было быть скромнее, как «стальной винтик», боец НОАК Лэй Фэн, насмерть придавленный бревном. Вот он и сегодня прославляется как образец бескорыстной преданности.

Мао умер в год Дракона — в 1976-м. Как и полагается по летописной традиции, его смерть предварила висевшая в небе зловещая комета, а в Таншане, всего в 130 км от Пекина, в апреле произошло мощнейшее землетрясение, погубившее 242 тысячи человек.

Через месяц после кончины Мао министр обороны, 79-летний Е Цзяньин лично арестовал Цзян Цин в китайском Кремле — Чжуннаньхае (западная часть «Запретного города», где находятся центральные партийно-государственные учреждения). Там же были схвачены и другие «леваки» — Ван Хунвэнь, Яо Вэньюань и Чжан Чуньцяо, принадлежавшие к высшему руководству. «Культурная революция» на этом закончилась.

Судьбоносный, третий, пленум ЦК КПК 11-го созыва в декабре 1978 года положил начало политике реформ и внешней открытости. Поскольку в Пекине началось интеллигентское брожение и кое-кто предлагал «разобраться с ошибками Мао», партийное руководство вынесло специальное решение, согласно которому он был прав на 70 процентов и ошибался на 30. Тема на теоретическом уровне была закрыта.

К власти пришли «каппутисты» — «идущие по капиталистическому пути», как их бранили политические конкуренты. Бросив лозунг «Обогащайтесь!» и предложив концепцию «социализма с китайской спецификой», парадоксальным образом вобравшего в себя маоцзэдуновский «китаизированный марксизм», новый лидер страны — Дэн Сяопин (имя этого невысокого человека и означало «Маленький Мир») с умом, острым, как блюда его родной Сычуани, открыл дорогу быстрому экономическому развитию Китая, сделал возможным возвращение в лоно родины Гонконга и Макао.

И все же китайцы не склонны превозносить накормившего их впервые за 5 тысяч лет Дэна так, как они возвеличивают память Мао Цзэдуна. «Ну почему Дэн Сяопин не великий, как Мао?» — спросил я молодого продавца, покупая в магазине фарфора на пекинской улице Цяньмэнь сувенир — статуэтку «Великого кормчего». Ответ последовал незамедлительно: «Так Дэн был только генералом Мао Цзэдуна».

Историки по-разному оценивают события эпохи Мао. Говорят, что и от «Культурной революции» была польза — «десятилетний хаос» расшатал политический строй коммунистического Китая и сделал возможными быстрые рыночные преобразования. Вряд ли Мао Цзэдун ставил такие цели.

Но ничто не вечно — вот и концепция Дэна, его призывы обогащаться не слишком укладываются в контекст нынешней всекитайской борьбы с коррупцией, заставляющей трепетать и крупных «тигров»-казнокрадов в центре, и региональные элиты на местах. В каком-то смысле это возврат к заветам Мао, которого «лаобайсин» — «сто фамилий», простые люди, помнят как народного героя, как вождя, жесткими мерами сделавшего Срединное государство единым и сильным. Можно сказать, что это уже фольклор, то есть — надолго...