В речи, посвященной 95-летию КПК, Си Цзиньпин призвал китайских коммунистов не отрекаться от марксизма, приспособив его к новым реалиям. А реалии таковы, что мощная экономика КНР и огромный китайский народ страдают сейчас от вроде бы капиталистических проблем – неравенства и коррупции. Вернет ли это Китай к доктринам Мао?

Празднования по случаю 95-летия китайской компартии продолжались на протяжении целой недели. В программе были и концерты революционных песен, и торжественные церемонии в честь дочери Мао Цзэдуна, и целая серия забавных роликов, впоследствии выложенных на YouTube. В одном из них китайские рэперы на хорошем английском языке рассказывают об истории Китая, о его насущных проблемах и об отношениях с Тайванем, в другом предлагается пошаговая инструкция по вступлению в КПК.

«На сегодняшний день в Китае проживает больше 2,4 млн миллионеров. А десятки миллионов их соотечественников пытаются выживать на доллар в день».

Речь председателя ЦК КПК Си Цзиньпина стала завершающим аккордом – и, разумеется, важнейшим из всех. За ее обтекаемыми и порой загадочными формулировками скрывались планы на будущее КНР, а за эффектными фразами проглядывала нешуточная тревога китайского руководства, столкнувшегося в последние годы с новыми для себя проблемами.

Разные СМИ цитируют разные фразы из выступления товарища Си, и дело выглядит так, будто председатель КПК все время себе противоречит. С одной стороны, он призывает товарищей по партии приспосабливать марксизм к новым реалиям китайской жизни, то есть к капиталистической по факту экономике. С другой, напоминает, что если марксизм перестанет быть фундаментальным принципом, то «партия потеряет свой дух и свою цель» и в конце концов «канет в историю».

Китайцам не привыкать к таким логическим кульбитам. С начала 1980-х КПК пыталась как-то уложить рыночную экономику, к которой реально шла страна, в прокрустово ложе священной марксистской теории. Трамплином для философской мысли стала фраза Мао Цзэдуна о том, что Китай вступил лишь в «начальную стадию социализма». Те руководители компартии, которые в 1980-е попытались вписать страну в глобальный рынок, сделали из этого тезиса вывод о том, что до настоящего социализма Китай еще не дорос. Они же уловили стремление рядовых китайцев жить лучше и не без элегантности оформили это в своей теории.

Предполагалось, что сначала Китай должен покончить с нищетой и добиться приемлемого уровня жизни, а уж потом можно будет помаленьку осуществлять пресловутое «от каждого по способностям, каждому по потребностям». На достижение реального социализма отводилось от 70 до 100 лет (да, китайцы мыслят длительными временными категориями), а до тех пор народу предлагалось строить хорошую жизнь сугубо капиталистическими методами. Как сформулировал главный пропагандист рыночной экономики Дэн Сяопин, «социализм означает конец бедности, нищета – это не социализм и тем более не коммунизм».

Так родилась идея «китайского социализма». Она ни словом не упоминала классовую борьбу или прибавочную стоимость, зато включала в себя такие странные оксюмороны, как «социалистический рынок». Но вся эта парадоксальная риторика нимало не смущала народные массы. Они увидели за ней возможность хорошо жить, сладко есть и стремительно богатеть.

И партия не подвела. Под ее чутким руководством с 1949 по 2001 год ВВП Китая вырос в 56 раз. Страна стала второй, а по некоторым показателям – первой экономикой мира. За последнее десятилетие доход на душу населения в городах рос на 13% в год. На сегодняшний день Китай один из мировых лидеров по проценту собственников жилья среди населения (примерно 90% китайцев имеют в собственности дом или квартиру, а около 20% городских семей владеют более чем одним объектом недвижимости). Ради этой возможности разбогатеть граждане КНР десятилетиями закрывали глаза на то, что их руководители богатели опережающими темпами, а коммунистическая партия стала не штабом аскетичных комиссаров в пыльных шлемах, но парадизом богатых чиновников.

Еще 15 лет назад верный продолжатель дела Дэн Сяопина Цзян Цзэминь попросил, чтобы партия начала «представлять требования развития передовых производительных сил Китая». Эта вежливая формулировка означала, что в коммунистическую партию приглашались успешные бизнесмены и предприниматели. На самом деле они давно туда рвались, поняв, что это кратчайший ход к связям и госзаказам. В 2004 году в КПК вступил самый богатый китаец мира Лян Вэнгэнь, обладатель состояния минимум в 10 млрд долларов.

Все бы шло так и дальше, дисциплинированные китайцы закрывали бы глаза на раскол между партийной риторикой и реальностью, однако экономику КНР ждали новые испытания. Рост ВВП замедлился. Юань был девальвирован. В январе все телеэкраны обошли кадры с растерянными китайцами, в ужасе наблюдающими за обвалами биржевых курсов. Дело в том, что стремительно богатеющее и традиционно азартное население Китая полюбило играть на бирже, как на бегах.

После нескольких лет непрерывного роста внезапным открытием стало то, что акции могут в считаные дни обвалиться в цене почти до нуля. В то же время стремительно растущий средний класс увяз в кредитах, а разрыв между бедными и богатыми достиг критических значений. По данным Организации экономического сотрудничества и развития, в 2016 году 10% самых богатых граждан КНР получали в 9,6 раз больше доходов, чем 10% самых бедных, и этот разрыв только растет. На сегодняшний день в Китае проживает больше 2,4 млн миллионеров. А десятки миллионов их соотечественников пытаются выживать на доллар в день.

В таких обстоятельствах понятно, почему Си Цзиньпин уходит от уже привычных фраз об «обновлении марксистской теории». Сегодня во всем мире востребован нормальный левый марксизм, и Китай тут не исключение. Идеи обогащения показали свою ограниченность, а идеи равенства и братства переживают ренессанс. Однако вернуться к классическому марксизму китайское руководство уже не может. Партийную и буржуазную верхушку, которые практически срослись между собой, до дрожи пугает пресловутый «левый уклон». За левой риторикой традиционного марксизма им мерещатся ужасы экспроприации, массового голода и всех прелестей «культурной революции».

Во времена оной отец Си Цзиньпина – один из руководителей КПК – надолго сел в тюрьму, а сам будущий руководитель КНР был сослан в деревню. Это отождествление социализма и «культурной революции» навязывается и простым китайцам. Сегодня любой из них, ностальгирующий по временам Мао, может получить клеймо «хунвейбина», а «левый уклон» стал серьезным политическим обвинением. Именно оно, среди прочих, было предъявлено в 2013 году одному из самых ярких партфункционеров – Бо Силаю, и Бо Силай получил пожизненный срок (официально – за коррупцию).

Кстати, о коррупции. Пытаясь пройти по тонкому мостику между правой риторикой и левым уклоном, Си Цзиньпин вернулся к вечной теме борьбы с ней. «Вечной» – это не ирония. Председатель КПК не раз подчеркивал, что борьба со взятками не закончится никогда. Недоброжелатели полагают, что его усилия по чистке партийных рядов от коррупционеров сугубо эгоистичны: он, мол, просто зачищает политическое пространство от представителей других кланов. Однако размах «посадок» свидетельствует о том, что руководство КНР солидарно в понимании того, что именно коррупция вносит наибольший вклад в социальный раскол и становится смертельной угрозой для страны.

Парадоксальным образом самые матерые воры и взяточники находятся в коммунистической партии Китая. По данным научно-исследовательского центра имени Вудро Вильсона, из 88 млн китайских коммунистов за последние три года около 750 тысяч были подвергнуты разным мерам дисциплинарного воздействия. Среди отданных под суд немало высокопоставленных чиновников, чьи процессы широко освещались в прессе. Однако вопрос в том, насколько эта чистка рядов сможет снизить раздражение рядовых китайцев от той вызывающей роскоши, в которой продолжают жить (обычно – на Западе) жены и дети партийных бонз.

На таком фоне особенно заметно, что, если марксистская риторика товарища Си двусмысленна и осторожна, о национальных интересах Китая он говорил совсем иначе. Вежливо, но отчетливо намекал на противостояние Пекина и Вашингтона, констатировал кризис США и Евросоюза и дал понять, что перед военным союзом КНР и России НАТО будет бессильно. Больше всего присутствующие аплодировали его фразе о том, что Китай «никогда не пожертвует своими коренными интересами, своей безопасностью и своим суверенитетом».

Именно эти – отнюдь не коммунистические, а сугубо консервативные и патриотические – пассажи больше всего понравились аудитории. Речь Си Цзиньпина еще раз доказала, что КПК давно потеряла всякую связь с идеями Маркса и Мао, превратившись в обычную буржуазную националистическую партию. Сегодня ей помогает удержаться у власти и сохранить единство страны память китайского народа о колониальном прошлом, понимание того, что социальные потрясения могут разрушить все то, что китайцы с таким трудом выстраивали на протяжении десятилетий.

Если это единство целей сохранится, у народа и элиты КНР есть шансы пережить сегодняшний непростой период.