10.12.2019
От марксизма к либерализму - эволюция взглядов старшего поколения КНР

«Люди – единственный подлинный объект истории», – писал выдающийся французский историк Л. Февр, имея в виду не абстрактного, а конкретного человека, живущего в определённых социальных, культурных, временных обстоятельствах [9, с. 25–26]. А если так, кто может дать больше информации об этих обстоятельствах, чем сам человек? И это даёт нам, изучающим недавнюю историю, огромное преимущество – возможность говорить с участниками событий.


В данной работе в качестве основного источника использованы интервью, взятые автором в различное время, как в КНР, так и за её пределами, у известных китайских критиков режима, относящихся к старшему поколению. Это пять известных представителей китайской интеллигенции: популярный шанхайский публицист Ван Жован; журналист, долгое время занимавший должность заместителя главного редактора газеты «Жэньминь жибао» Ван Жошуй; историк и философ Го Лоцзи; публицист Лю Биньянь и марксистский философ Су Шаочжи. В работе использовались также их опубликованные произведения. Несмотря на различия в возрасте и жизненном пути, их многое объединяет. Все они начали жизненный путь как активные и сознательные сторонники КПК, все подвергались критике и репрессиям за активную поддержку политики партии в период проведения различных политических кампаний, все с энтузиазмом восприняли начало реформ в конце 70-х годов ХХ века и приобрели в их ходе большую известность благодаря своей деятельности и публикациям и, наконец, все были вновь были подвергнуты репрессиям за чрезмерную активность и выход за рамки дозволенного. Автор благодарен этим выдающимся людям, многие из которых, к сожалению, не дожили до сегодняшнего дня, за согласие поделиться мыслями и соображениями о своей жизни и судьбе Китая.


Описывая эволюцию взглядов своих единомышленников, Го Лоцзи отмечал: «Большинство из тех в Китае, кто осмеливается придерживаться взглядов, отличных от взглядов компартии, вышли из её рядов... Внутрипартийные диссиденты – это группа представителей интеллигенции, разделяющих демократическую идеологию и дух гуманизма. Наибольшим влиянием пользуются старые члены партии. Некоторые из них вступили в партию в 30-е годы, я и некоторые мои друзья – в 40-е. Хотя наши жизненные пути различались, мы прошли общий процесс идейного развития. Мы занялись революционной деятельностью и вступили в компартию, потому что были против недемократического правления Гоминьдана. После прихода к власти компартии, мы испытали на себе её недемократическое правление. Мы посвятили себя борьбе за новую систему, и никак не могли представить, что она обернётся против нас... Руководители не выносили других мнений, но, чем больше они давили на нас, тем крепче становились наши взгляды. Из верных членов партии мы превратились во внутрипартийных оппозиционеров. Когда партия перестала мириться с оппозицией и изгнала нас, мы стали внепартийной оппозицией. Так партия сама поэтапно сталкивала нас на диссидентскую дорогу, создавая одну за другой диссидентские группы своих противников» [12, с. 1–2].


Изучение взглядов этих активистов позволяет сделать интересные выводы о восприятии различных этапов развития КНР ее интеллектуальной элитой, о характере, моделях и механизмах эволюции политической культуры КНР, по-новому взглянуть на некоторые устоявшиеся объяснения громких политических событий в этой стране.


Причины прихода к КПК


Все китайские интеллектуалы, о которых идёт речь в данной работе, сделали сознательный выбор в пользу КПК в молодом возрасте, там и тогда, где и когда этот выбор был опасен, а сама КПК находилась на нелегальном положении.


Ван Жован родился в 1918 г. в деревне, в уезде Уцзинь пров. Цзянсу. В 1933 г. он вступил в объединение левых писателей и в комсомол, был арестован за антиправительственную деятельность и приговорён к 10 годам тюрьмы. Отбыв в заключении 4 года и 3 месяца, вышел на свободу и переехал в Янъань, где вступил в КПК. Ван Жошуй родился в 1926 г., в 1946 г. поступил в Пекинский университет, где присоединился к прокоммунистической молодёжной группе «Клич», названной по произведению Лу Синя[1]. В 1948 г. тайно вступил в КПК. Го Лоцзи родился в 1932 г. в городе Уси пров. Цзянсу. В 1948 г. там же вступил в подпольную молодёжную организацию КПК. Лю Биньянь родился в 1925 г. в Чанчуне, но вскоре переехал в Харбин, где ещё в школе вошёл в кружок по изучению марксизма, а в 1943 г. в Тяньцзине вступил в прокоммунистическую Федерацию борьбы с японской оккупацией. В 1944 г. вступил в КПК на контролируемой коммунистами территории (Сибайпо). Су Шаочжи родился в 1923 г. в Пекине. Учился в Нанькайском университете в Тяньцзине, где был близок к прокоммунистическим молодёжным организациям. В 1949 г. получил работу в Фуданьском университете и переехал в Шанхай. В партию вступил уже в 1953 г.


Хотя режим как на территориях, оккупированных японцами, так и подконтрольных Гоминьдану, был не таким уж жёстким (за исключением Ван Жована никто не подвергся серьёзным репрессиям), всё же коммунистическая деятельность грозила большими неприятностями. Тем не менее, из имеющихся материалов становится ясно, что в тот период выбор в пользу КПК был естественным для многих представителей китайской молодежи. Причём причиной тут были не марксистские тонкости её программы, с которой большинство не было знакомо, но три ясных представления, которые тогда витали в воздухе:


1. КПК морально чиста, в то время как Гоминьдан крайне коррумпирован.
2. КПК выступает за демократию, в то время как Гоминьдан установил диктатуру.
3. КПК является более эффективной силой в борьбе с японской оккупацией и империализмом в целом.


Именно благодаря своей убеждённости в этих трёх истинах все интервьюируемые пришли к уверенности в том, что будущее – за коммунистами.


О том, что революционный радикализм витал в воздухе, что революция – единственный путь спасения страны, хорошо рассказал Лю Биньянь, молодость которого прошла в зоне японской оккупации: «Я с детства, с 12–13 лет стал интересоваться обществом, интересоваться политикой. Причиной тому были исторические обстоятельства. В то время уже шёл 1938 год, немцы уже вторглись в Чехословакию, вот-вот должна была начаться Вторая мировая война. Харбин уже несколько лет находился под японской оккупацией, которая началась в 1931 году. Японцы пришли, когда мне было 6 лет. Когда мне исполнилось 12 лет, они вторглись в Северный Китай. Иностранный агрессор, война в Европе, прибавьте сюда ещё и захватившее всё общество неравенство, расслоение между богатыми и бедными, классовые противоречия. Всё это оказывало сильное влияние при размышлениях о путях развития Китая. И сейчас я по-прежнему считаю, что тогда, в Китае 30-х годов путь реформ ни к чему не привёл бы. Как проводить реформы, когда страна находилась под властью Японии и Гоминьдана? Это было невозможно. Поэтому сторонники различных реформ терпели поражение один за другим. Так мы уже с малых лет считали, что такой путь неэффективен, что обязательно нужно идти революционным путём» [4].


Из всех радикальных организаций, предлагавших этот путь, наиболее авторитетной, мощной и уважаемой казалась КПК. Это представление складывалось из ряда факторов. Во-первых, КПК шла по пути российских большевиков, которые, по общему убеждению, уже осуществили успешную революцию и строили в СССР свободное и справедливое общество. Так, по словам Лю Биньяня, «Октябрьская революция также оказала большое влияние. Если говорить обо мне, то мой отец в 1914 году во время Первой мировой войны поехал в Россию. Китай ведь тогда отправлял своих солдат и рабочих на войну. Отец провёл в России около 6–7 лет, в 1921 году вернулся домой и рассказывал мне о том, какая хорошая была Октябрьская революция – нет ни бедных, ни богатых; какой хороший Ленин. Поэтому с малых лет я уже впитал мысль о том, что общество в России является справедливым, к тому же надо учесть влияние российской культуры... Стало понято, что революция может быть удачной, что социализм может успешно реализоваться. Здесь хорошо и верно сказал Мао Цзэдун: „Октябрьская революция была выстрелом из пушки“. Она помогла идеям марксизма распространиться в Китае» [4].


Во-вторых, КПК представляла себя не только как наиболее радикальную и реальную силу, по сравнению с которой прочие мелкие партии казались слабыми и непоследовательными, но и организацию, предлагавшую демократическую альтернативу прогнившему диктаторскому режиму Гоминьдана. Характерен здесь рассказ Го Лоцзи: «В 40-е годы я участвовал в подпольной организации компартии. В то время я ещё ходил в школу. Тогда в центре политической сцены Китая было противостояние компартии и Гоминьдана. Хотя некоторые движения выбирали „срединный путь“, в действительности его не существовало. Движения, провозгласившие в своё время так называемый „срединный путь“, потом либо примкнули к Гоминьдану, либо к компартии, так как в условиях жестокой политической борьбы в Китае невозможно было идти „срединным путем“. Можно было либо выступать заодно с Гоминьданом, либо с компартией. Гоминьдан на тот момент олицетворял взяточничество и мрак. В то же время компартия противостояла Гоминьдану и заручилась поддержкой народа. Компартия в то время выступала не с коммунистических позиций, а с демократических. Она исповедовала демократию. Тогда районы под управлением компартии называли освобождёнными районами. В них было действительно намного более демократическое устройство, чем в районах под управлением Гоминьдана. Поэтому очень много молодых в среде интеллигенции покинули города и направились в освобождённые районы, чтобы участвовать в революции под руководством компартии... Но главная причина состояла в том, что взяточничество и безысходность, причиной которых был Гоминьдан, заставили молодых интеллектуалов почувствовать, что у Китая нет будущего, и чтобы с этим справиться, необходимо свергнуть правление Гоминьдана. В то время в состав компартии входили наиболее выдающиеся молодые интеллигенты, достаточно высокого морального облика, которые прилично учились, были патриотами и мечтали всё, что у них было, отдать компартии» [3].


Сравнивая КПК своей молодости с нынешней, Го Лоцзи пытается объяснить свой тогдашний выбор в пользу КПК так: «В то время компартия была совершенно не похожа на сегодняшнюю. Это не нынешняя КПК, которая вся погрязла в коррупции. В то время компартия отстаивала демократию, в ней существовал соответствующий настрой. Поэтому её нельзя рассматривать с сегодняшних позиций. Люди, которые не разбираются в истории, постоянно спрашивают, зачем нужно было участвовать в работе компартии, ведь у неё столько отрицательных моментов. Мы были членами не нынешней компартии, это был выбор, сделанный в другую историческую эпоху. Поэтому если верно то, что я сегодня выступаю против компартии, то верно было и то, что тогда вступил в компартию. В то время компартия представляла собой светлый путь, а Гоминьдан – мрак. Проблема состоит в том, что компартия, добившись политической власти, увязла в коррупции» [3].


Ван Жован так ответил на вопрос о причинах вступления в комсомол: «Я вступил в комсомол при подпольной партии, когда ещё работал учеником на заводе. В то время было две причины. Первая – я был против империализма. А вторая – я мечтал о демократическом обществе» [1]. На те же причины популярности КПК до и сразу после прихода к власти указывает и Су Шаочжи: «Перед революцией в правительстве Чан Кайши была сильна коррупция. Все знали о злоупотреблениях четырёх кланов, близких к Чан Кайши, о том вреде, который они нанесли китайскому народу. В то время все студенты были настроены против Чан Кайши. На самом деле они могли и не принадлежать к КПК, но выступали против голода, правонарушений. Так думали все в учебных заведениях. Тогда выступать против Чан Кайши означало поддерживать коммунистов. В то время компартия выступала с новыми демократическими идеями. Мао Цзэдун говорил о новой демократии..., о том, что этот новый тип демократии является по сути... тремя народными принципами Сунь Ятсена, демократическим строем Авраама Линкольна. Так говорил Мао Цзэдун. Потом, после победы Мао это всё пропало. Но тогда мы, молодые студенты считали, что Мао Цзэдун боролся за демократию, многие так считали. В то время, хоть я и не был в Янъани, но был связан с подпольными коммунистическими организациями. Я считал, что все они являются сторонниками демократии» [5].


По словам Су Шаочжи, после мирного освобождении Пекина и Тяньцзиня «компартия в университете Циньхуа в Пекине организовала учебную группу из выпускников. В ней было достаточно много студентов, руководить ею направили компетентных чиновников. В то время руководители были очень демократичными и скромными, выступали с правильных позиций, никогда не брались за палки и не швыряли стулья. В то время в КПК очень большое внимание уделяли преподаванию, тогда все преподавали. В итоге часть молодых людей действительно поверила в коммунизм, он был не только демократичен сам по себе, но импонировал и стиль работы компартии, коммунисты обладали высоким культурным уровнем. Очень многие тогда поддерживали КПК. Сейчас же многие считают коммунистов лжецами. Однако в то время очень многие мои однокурсники поддерживали компартию, в том числе и я. Чем дальше, тем больше я вставал на сторону компартии. После образования КНР стало очень заметно, как исчезли все злоупотребления времён Чан Кайши. Не стало проституток, азартных игр, они на самом деле исчезли. Жизнь народа действительно изменилась. Очень быстро остановилась инфляция. Поэтому народ всё больше верил компартии» [5].


Источники первоначальных коммунистических убеждений


Все интервьюируемые указали на одинаковые источники своих коммунистических симпатий и взглядов. Во-первых, это прокоммунистическая и левая пресса и литература, которая фактически свободно распространялась как в зоне японской оккупации, так и в районах, контролировавшихся Гоминьданом. Во-вторых, большую роль играло личное общение с коммунистическими и прокоммунистическими активистами, которые, хотя и подвергались некоторым репрессиям, более или менее жёстким в зависимости от периода и региона, в целом действовали довольно свободно. Показательно, что Ван Жован изучал левую литературу даже в гоминьдановской тюрьме. Именно там он прочитал работы К. Маркса [1]. Проживавший на территории, оккупированной Японией (точнее, в марионеточном государстве Маньчжоу-го) Лю Биньянь рассказал, что свободно читал марксистскую литературу, которая распространялась в прокоммунистическом молодёжном кружке [4].


По словам Ван Жошуя, до поступления в 1946 году на философский факультет Пекинского университета, он в основном читал «демократические», то есть левые журналы: «Антияпонская война закончилась как раз, когда я заканчивал школу. В то время выходило очень много демократических журналов, в которых печатались продемократические статьи. Это оказало на меня очень большое влияние. В них критиковался Гоминьдан и его коррумпированность. Это очень сильно на меня повлияло» [2].


Согласно Ван Жошую, попытки Гоминьдана контролировать печать были безуспешными: «Он хотел контролировать, но не мог, не было такого жёсткого контроля, как при КПК. Кроме того, в то время было очень много демократических течений, действовала и КПК. В большинстве журналов вели тайную работу члены КПК. Также были и члены демократических движений, вроде Демократического Союза. Это были профессора, писавшие статьи, которые оказывали очень большое влияние... Они критиковали Гоминьдан... Первый пункт, по которому они критиковали Гоминьдан, была коррупция. Второй – узурпация власти, диктатура» [2].


Как и Лю Биньянь, Ван Жошуй не просто читал, но и действовал, искал сторонников для «патриотической» работы и довольно быстро нашёл коммунистических активистов, под влиянием которых его общедемократические убеждения привели его к подпольной коммунистической работе: «Именно в то время я и решил поступать в Пекинский университет. Я задался целью обязательно туда поступить, поскольку он был колыбелью Движения 4 мая... в итоге меня приняли. Я туда приехал и первым, что я сделал по прибытию в Пекин, – встретился со студентками, которые подверглись насилию со стороны американских солдат... Желая выдворить американцев из страны, я сразу же присоединился к революционной борьбе. Наш отряд назывался „Клич“... По сути это было объединение под руководством КПК. Впоследствии я участвовал в забастовках и демонстрациях, читал марксистские труды и работы Мао Цзэдуна. Таким образом, я постепенно развивал свои идеологические представления. Вместе со студентами проникался идеями марксизма. Далее в 1948 году я тайно вступил в ряды КПК..., в подпольную организацию» [2].


За что боролись?


Согласно всем интервьюируемым, основное недовольство в существующем порядке вещей у них вызывала коррупция, социальная несправедливость, засилье иностранцев и их неуважение к китайской нации («империалистическая политика»), и авторитарный характер гоминьдановского режима. Лю Биньянь, например, так описывает обстановку в Харбине в период Маньчжоу-го: «В Харбине проживало много капиталистов. В 1931 г., когда в шесть лет я приехал в Харбин, японцы уже захватили этот город, но китайские предприниматели всё равно свободно могли зарабатывать деньги. Они вели очень весёлую жизнь. Нельзя было сказать, что японцы захватили город, их было почти не видно, кругом были китайцы. Японцы использовали местных жителей для управления страной – у власти стояли изменники Родины, продажные чиновники, фальшивая полиция. Даже после образования Маньчжоу-го все эти китайцы свободно проворачивали свои дела, открывали заводы, магазины, занимались куплей-продажей. В общем, были довольны жизнью». Сам же Лю Биньянь был «недоволен тем, что было много бедноты... множество людей умирало... не только от голода, но и от холода. Умерших на следующий день увозили машинами одна за другой. В то время мой отец потерял работу» [4].


Недовольство недостатком политических свобод как на оккупированной территории, так и в провинциях, подконтрольных Гоминьдану, приводило к мысли о необходимости демократии, представление о которой, впрочем, было весьма туманным. Так Го Лоцзи говорил: «В то время демократия означала противоположность узурпации власти одной партией, которой был Гоминьдан. Компартия выступала против этого. Обидно, что после завоевания политической власти она сама стала единственной партией у власти. „Узурпацию власти“ как термин придумала сама КПК для критики Гоминьдана» [3]. Ван Жован получил представление о демократии во время пребывания в гоминьдановской тюрьме. Там, читая различные книги, он ознакомился с западными идеями, и пришёл к выводу, что Китаю необходима демократия, которую он определил, как «независимое государство, в котором народ является хозяином». Интересно здесь определение «независимое» государство, то есть свободное от иностранного господства. Под иностранным господством понимали империализм или «империалистическую политику». По словам Ван Жована, в то время он подразумевал под империализмом две вещи: «Во-первых, Англию и британский империализм, потому что я жил на территории британской концессии, во-вторых, японский империализм» [1].


Под влиянием коммунистической пропаганды интервьюируемые в то время связывали демократию и отсутствие империалистического господства с социалистическим или коммунистическим обществом. Это должно было быть общество свободы, справедливости и национальной независимости. Однако чёткого понимания, каким оно должно быть на практике, не было. Оглядываясь назад, интервьюируемые охотно это признавали. Так, Ван Жошуй рассказывал: «Поначалу я не очень хорошо её понимал, но эта партия вызывала у меня симпатию. Коммунисты пропагандировали демократию, говорили о единовластии Гоминьдана. Они критиковали недемократичность и коррупционность Гоминьдана. В то время в самой КПК не было коррупции, партия была бедной... Со стороны не было понятно, чем занималась КПК. Было известно только, что КПК активно отстаивает демократию. При этом коммунисты заявляли, что они против борьбы и хотят мира...» И далее: «Мы безумно обрадовались, начали буквально прыгать от счастья оттого, что дошли до свободной территории и могли уже не бояться спецслужб. Здесь мы могли ругать Гоминьдан, как хотели. В то время мы мечтали о демократии и свободе. Мы думали, что социализм – это хорошо, он может спасти Китай. Но, что в нём было хорошего, мы тогда себе ещё смутно представляли. Потом с нами в течение некоторого времени проводили обучающую работу, где мы изучали политику компартии и приобщались к ней, а потом мы вернулись вместе с войсками. Вскоре после этого мы вместе с войсками вернулись в Бэйпин» [2].


Положительные сдвиги в начале 50-х годов


Первые результаты пребывания КПК у власти в целом убеждали в правильности выбора в пользу коммунистов. По мнению интервьюируемых, первые годы после прихода к власти политика КПК была эффективной и в принципе отвечала интересам китайского народа. Они отмечали позитивные сдвиги в экономике, исчезновение наркомании, уменьшение количества нищих и голодающих. Су Шаочжи так рассказывал о своих впечатлениях от первых лет «народной власти»: «Сейчас многие считают компартию лжецами. Однако в то время очень многие мои однокурсники поддерживали компартию, в том числе и я... После Освобождения стало очень заметно, как ушли все злоупотребления времён Чан Кайши. Не стало проституток, азартных игр, они на самом деле исчезли. Жизнь народа действительно изменилась. Очень быстро остановилась инфляция. Поэтому народ всё более верил [коммунистам]» [5].


Го Лоцзи вспоминал, как одобряли первые шаги коммунистов его родители, относившиеся к «городской бедноте» (они занимались мелкой торговлей, а мать иногда прислуживала в богатых семьях). По словам Го Лоцзи, «в 50-е годы люди низшего класса очень сочувствовали компартии. Во времена правления Гоминьдана они испытывали сильное давление, им приходилось очень тяжело, их эксплуатировали. После установления власти КПК было провозглашено освобождение. После освобождения всё перевернулось... Компартия сделала очень много хорошего. Такого никогда не было в истории Китая. К примеру, в Китае тогда не было проституток, не было мафии, не было бандитов, никому не приходилось тяжело... Они добились этих успехов не демократическими средствами, а при помощи узурпации власти, путем давления. Но по сути это делалось во благо. Поэтому в 50-е годы народ искренне поддерживал КПК» [3].


Успехи КПК делали тех, кто вступил в партию ещё до её победы в гражданской войне, ещё более убеждёнными её сторонниками и активными пропагандистами партийной политики. Они считали, что дальнейшие успехи приведут не только к расцвету экономики, но и к более свободной, чем при Гоминьдане, жизни. Однако реальность не оправдала их ожидания. Уже к середине 50-х годов многие из них начали сталкиваться с проблемами.


Столкновение с коммунистической реальностью


Те, кто работал в КПК ещё до её победы, после 1949 г. как опытные и проверенные бойцы партии заняли поначалу неплохие должности и принялись работать на благо народа так, как они это понимали. Однако их энтузиазм и искренность довольно быстро пришли в столкновение с реальностью коммунистического режима. Они искренне, как их и призывали коммунистические идеологи в газетах и на собраниях, критиковали недостатки, бюрократизм, вносили предложения по исправлению ситуации. Но быстро обнаружили, что между коммунистической идеологией и коммунистической реальностью существуют большие различия. В результате во время кампании борьбы с правыми многие из этих искренних сторонников КПК были признаны «правыми элементами».


Характерна история Ван Жована. После победы КПК он вернулся в Шанхай, где стал заместителем заведующего отделом культуры и образования городской Федерации профсоюзов, где занимался культурной работой во входивших в федерацию отраслевых профсоюзах и вечерних школах. Он сразу же вмешался в противоречия между двумя группами коммунистических кадров: группировкой бывших шанхайских подпольщиков и «чужаками»: теми, что был прислан на работу в Шанхай из Янъани и с севера. Написав руководству о том, что такая ситуация не способствует единству партии, он был сам обвинён в попытке внести раскол, понижен в должности и отправлен на решение проблем безработных. В 1953 г. Ван Жован был назначен директором и секретарём парткома завода дизельных двигателей, но в конце 1954 г. «был направлен» на работу в союз писателей и стал заместителем главного редактора органа союза, журнала «Вэньи юэбао». Главным редактором журнала в то время был известный китайский писатель Ба Цзинь. Здесь Ван Жован сосредоточился на публицистике, так как писал уже давно. Однако публицистические статьи, в которых он критиковал бюрократизм и некомпетентность руководства, стремление контролировать всё и вся, принесли ему проблемы. В 1957 г. он был объявлен «правым элементом», исключён из партии и отправлен на перевоспитание в деревню. С этого времени он считал курс партийного руководства неверным [1].


Очень похожей была и история Лю Биньяня. Он работал в газете китайского комсомола «Чжунго цинняньбао» и с энтузиазмом воспринял начало объявленной Мао Цзэдуном в 1957 г. кампании «пусть расцветают сто цветов, пусть соперничают сто школ», призыв вождя всем высказывать свои сокровенные мысли и критиковать руководство. Он и ранее, еще до 1949 года, был недоволен отсутствием духа личной свободы и догматизмом коммунистов, ему «не нравилось слишком сильное вмешательство, чрезмерное внимание к личной жизни». «Примечательно, – говорит Лю Биньянь, – что до 1949 года, когда КПК ещё не была у власти, мне нравилось читать труды о теории марксизма. После 1949 года я потерял к этим книгам всякий интерес. Я много раз ездил в СССР, ... каждый раз в России я покупал изданные в там книги и брошюры по марксизму. Всё было очень неинтересно и скучно. Везде догматично толковали высказывания Ленина, Сталина и Маркса» [4].


Кампанию 1957 г. он воспринял, как стремление партии исправить эти ошибки, стать более свободной и творческой. Он вспоминал о своих чувствах того времени: «Я никогда так не хотел добраться до газет, как в тот период. Конечно, времени прочитать всё, не было, но даже просмотра заголовков было достаточно, чтобы почувствовать, как идут дела. Люди пересматривали своё отношение ко многим важным вопросам, от экономики до политической системы. На собраниях по «откровенному высказыванию своих мыслей» люди из различных социальных слоёв творчески критиковали общественные ограничения. Жизнь могла стать более радостной, люди могли стать счастливее, их отношения друг с другом теснее, менее напряжёнными. Но этого не случилось. Негибкость партийной политики, превращение партийных кадров из слуг общества в привилегированную клику, клановое высокомерие партии по отношению к беспартийным, в особенности к интеллектуалам, изолировало КПК от народных масс. До тех пор ничто не могло остановить эту порочную тенденцию. Но теперь впервые газеты стали рупором общественного мнения, и могли выражать неудовлетворённость, сомнения и чаяния народа» [13, с. 74]. Лю Биньянь начал писать критические статьи о стиле руководства партии. Хотя они и не были направлены против высших партийных лидеров, в них содержалась критика ситуации в ряде крупных городов, в частности, в Харбине и Шанхае. О направленности его статей и открытости китайской прессы того времени говорит статья, написанная во время командировки в Шанхай и, опубликованная 12 мая 1957 г. Озаглавленная «Шанхай потерял идеи», она заканчивалась следующим пассажем: «Собрания по „откровенному высказыванию своих мыслей“ в Шанхае только начались. Но некоторые люди отказываются говорить, а другие, те, кто уже высказался, всё же что-то недоговаривают. Они боятся попасть в ловушку, того, что на них донесут за их спинами, что им придётся отречься от своего мнения. Другие сомневаются, что можно добиться реальных изменений... Люди не могут не следить за каждым движением руководящих кадров, которые присутствуют на собраниях, но никогда не открывают рта, а их лица ничего не выражают. Никто не знает, что у них припасено в рукаве. Принимая во внимание, как часто партия не выполняла своих обещаний, вы не можете винить массы за то, что у них есть сомнения».


Критика Лю Биньяня не была направлена против руководства КПК. Напротив, он считал, что активно призывает к выполнению его указаний. Ведь сам Мао Цзэдун отмечал, что 90% местных кадров выступает против кампании «ста цветов». Выступая на собраниях, Лю Биньянь честно доносил эту позицию до слушателей, и даже написал письмо Мао Цзэдуну, в котором докладывал, что на местах партия превратилась в «привилегированную клику», большинство предприятий парализовано, партийные ячейки потеряли доверие рабочих, а среди руководящих кадров завелись «хамелеоны». «В Шанхае и Харбине, – писал журналист вождю, – при моих контактах с руководящими кадрами я отчётливо ощущаю, что они враждебны ЦК партии и массам, но, тем не менее, власть в их руках. Идеи парторганизаций не ценятся на низком уровне и в массах. Необходимы меры со стороны ЦК». Критикуя нежелание местных властей проводить в жизнь курс на отрытое самовыражение, Лю Биньянь не мог знать провокационного замысла кампании, которая была задумана для выявления скрытых врагов. Его эйфория в отношении нового курса длилась недолго. Как выяснилось впоследствии, статью от 12 мая прочитал лично Мао Цзэдун, и она ему не понравилась. Он собственноручно написал на ней: «Очевидно, некоторые люди заинтересованы не в решении проблем, но в разжигании беспорядков». Это было прямое указание применить репрессии. Последовали и меры Центрального комитета, но только не в ожидаемом Лю Биньянем направлении. С июня кампания «ста цветов» была свернута, и началась критика тех, кто в период её проведения раскрылся как «правый элемент» [4].


Го Лоцзи после 1949 года работал в правительстве города Уси, но в 1955 г. по собственному желанию ушёл с руководящего поста и поступил в Пекинский университет, где, как испытанный коммунист, был избран секретарём парторганизации исторического факультета. За недостаточно активную борьбу с «правыми» он, хотя и не был объявлен «правым элементом», но подвергся критике за «правый уклонизм».


В отличие от Ван Жована и Лю Биньяня, работавший в «Жэньминь жибао» Ван Жошуй в начале кампании «ста цветов» удостоился личной похвалы Мао Цзэдуна. По словам Ван Жошуя, Мао поначалу был сильно недоволен органом КПК, спускавшим на тормозах критику в рамках кампании. Это отражало позицию партийного аппарата, недовольного тем, что беспартийные и интеллигенция могут критиковать курс КПК и на равных с коммунистами обсуждать перспективы развития страны. Узнав о недовольстве Мао, главный редактор «Жэньминь жибао» Дэн То поручил Ван Жошую написать статью в русле кампании, которая была опубликована 10 апреля 1957 года. В тот день Мао как раз вернулся из поездки на юг страны, прочитал статью и справился об авторе. Через несколько дней он пригласил к себе редакторов газеты, и, во время встречи резко ругал Дэн То, а молодого редактора Ван Жошуя поставил ему в пример. По мнению Ван Жошуя, этот ярлык «удостоенного личной похвалы Мао Цзэдуна» помог ему избежать участи «правого элемента» после того, как курс руководства сменился на противоположный. Впрочем, по его словам, «Жэньминь жибао» кампания борьбы с правыми обошла стороной, так как сотрудники редакции были заранее предупреждены о готовящемся изменении линии и проявляли осторожность в критике, защищал их и Дэн То. Тем не менее, в 1958 году Ван Жошуя всё равно отправили в деревню для получения «трудовой закалки» [2].


Су Шаочжи, хотя и не был объявлен «правым элементом», именно в период этой кампании также впервые усомнился в правильности линии партии. Работая преподавателем экономического факультета Фуданьского университета, он пытался заступиться за знакомого, которого считал честным коммунистом, но более высокопоставленные друзья посоветовали ему этого не делать, так как иначе его самого объявили бы «правым». В результате знакомый был объявлен «правым» и подвергся репрессиям, а Су Шаочжи задумался о том, почему верных коммунистов репрессируют [5].


Первые сомнения


Критика со стороны партии, вплоть до признания «правым элементом», то есть, по сути, врагом, естественно вызвала у честных партийцев сложные размышления. Однако далеко не сразу они стали сомневаться в правильности курса компартии. Слишком много было связано с КПК, идеи партии были неотделимы от личной судьбы. Попавшие под подозрение занялись сложным самоанализом: почему критика «отдельных недостатков», к которым призывают и классики марксизма, и официальная партийная идеология, в действительности встречается в штыки и приводит к осуждению не критикуемых, а самих критиков?


Вспоминая свои чувства того времени, Лю Биньянь говорил: «Были важные внутренние причины того, что в период борьбы с „правыми“ меня зачислили в „правые“, среди них – то, что я подчёркивал необходимость независимого мышления для человека. Такая „независимость“ не противоречила марксизму, так как, по моему мнению, марксизм как раз требует от нас независимого мышления. Но компартия утверждала, что я требовал независимости от партии, от марксизма. Это было вменено мне в вину, и понять этого я не мог. Кроме того, я требовал, чтобы литература и новости были критическими, содержали критическое отношение к партии, обществу, жизни. КПК говорила: нельзя. Она говорила, что в капиталистическом обществе литература должна быть критической, и новости должны быть такими же. Но в социалистическом обществе, руководимом коммунистической партией, литература может быть только светлой, может только прославлять компартию. По этому поводу у меня в голове не было ясности, было большое противоречие. С одной стороны, в душе я по-настоящему не понимал вины, которую определила мне компартия, по-настоящему не признал её, с другой, я одновременно думал, что всё же виноват. Это очень сложно. Почему я так думал? Я считал, что Мао Цзэдун не может ошибаться, а эту кампанию начал Мао Цзэдун. Как сотрудник газеты „Чжунго цинняньбао“, то есть системы ЦК комсомола, я был в ещё более тяжёлом положении. Если я – не „правый“, то не „правые“ и все другие [репрессированные] люди, человек 100–200... а это значит, что Мао Цзэдун ошибся. Но кампанию борьбы с „правыми“ начал Мао Цзэдун, а он не может ошибаться... поэтому я всё-таки „правый“. Конечно, была ещё и другая проблема: если бы я не признал вины, то не смог бы спастись. Они говорили, ты – „правый“, это совершенно ясно. Кроме того, рабочие и крестьяне критиковали меня на собрании, вся эта атмосфера была крайне репрессивной, а мне ещё надо было думать о семье. Компартия говорила: „Проявлять снисхождение к признающим вину и строгость к упорствующим“. Я думал, что если признаю вину, ко мне отнесутся немного лучше, если буду сопротивляться, я и моя семья будем больше страдать. Это было в моём подсознании, поэтому было очень мучительно. С одной стороны, я признавал, что был „правым“, но, с другой, когда поехал работать в деревню, я снова взял с собой очень много книг на русском языке, взял полное собрание сочинений В.Г. Белинского, взял серию „Русские писатели о литературном труде“, четыре толстых тома. Всё это я взял с собой, чтобы найти ответ на вопрос, может ли литература, дойдя до этапа социализма, иметь критический дух. По сути, я не верил в свою вину, но хотел найти подтверждение своей правоты, а не критиковать свои ошибки... Эти книги, конечно, могли только подтвердить, что я прав. Поэтому всё было очень запутано» [4].


Критика за «правый уклонизм» произвела тяжёлое впечатление и на Го Лоцзи, который, так же, как и Лю Биньянь назвал свои чувства того времени «мучительными». Посреди сомнений в себе и в линии партии он подал в отставку с поста секретаря парткома исторического факультета, сославшись на состояние здоровья. Он так описал свои сложные чувства в тот период: «В компартии не подавали в отставку, нужно было отдавать всего себя служению народу. В то время мои мысли были мучительными. Почему меня называют „правым уклонистом“? Начальство требует, чтобы я боролся с некоторыми талантливыми людьми как с „правыми“, а я не хочу, значит я – „правый уклонист“? Поэтому тогда я чувствовал себя крайне мучительно: лично я не считал их „правыми“, очень им сочувствовал, но как секретарь парторганизации я должен был выполнять указания свыше, то есть говорить, что они „правые“. Я ощутил конфликт между собой как честным человеком и собой как партийным функционером. До этого я был очень преданным членом партии, но после стал постепенно сомневаться... После этого я твёрдо решил не быть партийным функционером. Я подал в отставку, но не мог объяснить её этой причиной. Я просто сослался на плохое здоровье, сказал, что мне надо и учиться, и работать, и я могу не справиться» [3]. Тогда Го Лоцзи, несмотря на то, что он ещё не закончил университета, пригласили преподавать на философский факультет: там не хватало преподавателей, так как многие были объявлены „правыми“ и подвергнуты репрессиям. По словам Го Лоцзи, в то время он ещё не считал, что Мао Цзэдун или ЦК могут проводить неправильную линию: «Тогда у меня ещё не было таких мыслей, потому что до этого я считал компартию необычайно великой, что она во всём права. Поэтому в то время я ещё сомневался: может быть, я и сам ошибаюсь. Это был ещё начальный этап. В другое время, обдумывая проблемы, я думал, что прав, но боялся сказать, что компартия ошибается. Кроме того, в то время нельзя было говорить другим, что компартия совершила ошибку, а самому в душе так считать было очень мучительно, потому что нельзя было поделиться с другими» [3].


Читать далее


Политика / 2045 / DSlavel / Теги: политика, кпк / Рейтинг: 0 / 0
Всего комментариев: 0
Похожие новости: